Они. Воспоминания о родителях

В июле 1925 года, когда моя мать прибыла в Париж, дядя Саша как раз завершал самое необыкновенное на тот момент путешествие – он ездил в Африку на средства автомобильной империи “Ситроен”. (Следующая экспедиция, профинансированная “Ситроеном”, проходила в Азии и носила название “Желтый путь” – можете вообразить, какую бурю вызвала бы она в наше время.) Идейный вдохновитель проекта, знаменитый магнат Андре Ситроен, которого часто звали французским Генри Фордом, еще во время Первой мировой войны осознал, какой потенциал таят в себе гусеничные тракторы для оборонной промышленности (на их основе вскоре стали разрабатывать танки). Стремясь запатентовать это новшество вперед американцев, он запустил производство этих тракторов в 1920 году. А в 1922-м, когда стало ясно, что Америка входит в моду – начиналась эра джаза, и мир вот-вот должна была свести с ума Жозефина Бейкер[18], – Ситроен профинансировал автомобильное путешествие по Африке – как испытание для свежеиспеченной автомодели. “Черный путь” должен был преодолеть восемь тысяч километров – от Алжира до Мадагаскара.

На подготовку экспедиции ушло больше года – по пути следования нужно было разместить стоянки с едой и запчастями. Предводителем Ситроен выбрал вице-президента компании Жоржа-Мари Хаардта, путешественника и знатока искусства, у которого за плечами уже были путешествия по Сахаре. Помимо видных автомобильных инженеров и механиков в команду входили геолог, зоолог, врач, двое талантливых фотографов и операторов, а также художник, Александр Яковлев, чья роль, согласно видению Ситроена, заключалась в том, чтобы создавать портреты африканцев – более глубокие, чем фотографии.

Наконец, в октябре 1924 года из Колом-Бешара на юге Алжира отправился в путь караван из восьми автомобилей с гусеничными колесами. По плану он должен был прибыть на Мадагаскар в июне следующего года. Помимо бескрайней пустыни экспедиции также предстояло преодолеть участки девственного леса и болот, в которых рисковали увязнуть автомобили. Каменные завалы планировалось взрывать динамитом. Отдельную опасность представляли пожары в саванне, которые могли расплавить автомобильные шины. Карт у членов экспедиции не было, и им приходилось ориентироваться по компасу, как в морском путешествии. Между оазисами могло быть более восьмисот километров, и следовало тщательно рассчитывать путь, чтобы не оказаться без запасов пресной воды, – как вскоре обнаружили участники экспедиции, Сахара была усеяна скелетами их менее удачливых предшественников. К тому же на протяжении всего пути необходимо было дружелюбно общаться со встреченными туземцами и их вождями, а также аккуратно посещать местные празднества.

Несмотря на все сложности, неизбежные в экспедиции, Яко (как его прозвали коллеги) сохранял неизменную спокойную бодрость и не боялся любой работы. Он ехал в одном автомобиле с Хаардтом (их дружба впоследствии продолжалась долгие годы), рисовал даже на ходу и во время стоянок, пока его товарищи отдыхали. Он никогда не скучал и не ленился, поскольку приучил себя постоянно трудиться; когда вокруг не было моделей для рисования, он собирал древние черепки, пытаясь восстановить разбитые когда-то предметы.

“Яковлев неутомим и рисует, не обращая внимания на тряску, – писал Хаардт в дневнике. – Выдающийся человек – скуку у него вызывает разве что пошлость. Бесценный товарищ для такого пути”.

Яковлеву легко удавалось завоевать доверие туземцев, и на него возложили еще одну миссию – поддерживать дипломатические отношения с местными вождями. На то, чтобы нарисовать портрет человека в полный рост, у него уходило меньше часа – причиной тому были красные карандаши “Конте” (сангина – на языке художников), которые очень гладко скользили по бумаге. Туземные вожди чуяли, что без магии тут не обходилось, и пропускали экспедицию в обмен на портрет, хотя прежде нападали на путешественников. Яковлеву в самом деле удалось найти с туземцами общий язык – он даже лакомился самой странной их пищей: жареными термитами или тушеной саранчой. Свою дружбу с местным населением он описывал в дневнике.

В Стэнливилле, Конго, он сделал запись под заголовком “Луахо, вождь Вагенья”.