Они ехали на север по Пятнадцатой федеральной трассе. Янтарные отблески придорожных фонарей скакали по капоту. Туда же, на север, направлялся огромный караван больших грузовиков, и порой какой-нибудь безумный водитель, поравнявшись с «мазерати», начинал газовать, словно приглашая устроить гонку. Однако Эрик за рулем был тверд и рассудителен, не проявляя ни малейшего интереса к состязанию, которое «бора», несомненно, выиграла бы.
– Приятный вечер! – сказал великий человек. – Я очень волнуюсь, Эрик. Как я ждал его!
Эрик кивнул. Они опаздывали. Когда час назад Эрик подъехал к белокаменному особняку Шевановски на Сисеро-Сёркл в Беверли-Хиллз, у дверей его встретила высокая худая женщина в синем деловом костюме. На вид ей было почти столько же, сколько и самому режиссеру, а еще она носила парик, по виду которого сразу можно было догадаться, что это парик. Женщина сказала, что мистер Шевановски еще не готов и придется подождать его в гостиной. Ожидание в просторной комнате с витражными окнами и фотографиями и афишами старых фильмов на стенах затянулось на час с лишним. Потом появилась та же женщина и сообщила, что мистер Шевановски приносит извинения за задержку и просит Эрика пройти в гараж, осмотреть машины. Гараж, который соединялся с домой крытой гравийной дорожкой, выглядел безупречно, а все четыре машины были в идеальном состоянии. «Роллс-Ройс Серебряный призрак» оказался роскошным зверем, и Эрик подумал, что такая машина должна стоить не меньше четырех миллионов американских долларов.
Женщина, так и не назвавшая своего имени, оставила его одного.
До того Эрик наслаждался знакомством с Голливудом и посетил все его достопримечательности: Аллею Славы, Китайский театр Граумана, битумные озера Ла Бреа, Чашу – символ Голливуда, а также Санта-Монику, пляжи Венис-Бич – посмотреть на роллеров, и Малибу – посмотреть на серферов, и, кроме того, съездил на туристическом автобусе в Беверли-Хиллз. Он отыскал клуб «Плейбой» неподалеку от «Холидей Инн» в Сенчури-Сити, но был разочарован, посчитав, что выглядит чересчур броско в своем смокинге. И никто здесь не носил аскота, хотя Эрик был уверен, что все голливудские плейбои должны одеваться именно так. Впрочем, не важно. Публику развлекал прекрасный певец Мел Торме, а потом выступил барабанщик Бадди Рич с хаус-группой.
Наконец в гараж вошел великий режиссер в сверкающем сером костюме, черном галстуке и темно-красном берете на белоснежной гриве. Он шагал медленно, ощупывая дорогу тростью.
– Мой мальчик, мой мальчик! – сказал он с похожей на гримасу улыбкой. – Как вам здесь? Нравится?
– Чудесно.
Несколько минут они обсуждали историю автомобилей, пока Шевановски не признался с некоторой грустью и в то же время надменностью:
– Мне крайне неприятно, что я не могу собираться быстрей, даже когда одеваюсь с помощью Лауретты. Я хотел быть сегодня в лучшем виде. Вы не поможете мне сесть в машину?
Эрик бережно уложил Шевановски, весившего меньше сухого листочка на балканском ветру, в «мазерати», и они тронулись.
Чуть более двух часов спустя Шевановски закряхтел и заерзал по сиденью – вероятно, от неудобства. Следуя его указаниям, Эрик вел машину по узкой дороге, окаймленной с обеих сторон лесом, и впереди не горело ни одного фонаря.
– Немного дальше, – пояснил Шевановски. – Дорога должна уйти вправо, а ворота Бутби обещал открыть. Если не открыл, мы увидим вокруг много людей, болтающихся без дела.
Однако железные ворота оказались открыты, и дорога продолжала подниматься все выше среди густого леса. Она петляла и петляла, а потом вдруг за поворотом замигали огни, высветив несколько припаркованных легковых машин, два фургона и людей, разгружающих реквизит.
– Вот и «Уистлер»! – тихо проговорил Шевановски, в голосе которого Эрик уловил что-то похожее на ностальгию.
Это было самое подходящее место. Что тут еще можно сказать? Когда Эрик остановил машину рядом с грузовиками, у него возникло ощущение, что над лесом поднимается ряд черных искрошенных зубов.
Вероятно, кое-где еще сохранилась крыша. Люди внутри водили фонариками из угла в угол, и лучи света пробивали темные квадраты окон, цепляясь за осколки стекла. Единственная оставшаяся башенка поднималась к пологу леса и сама со временем могла превратиться в дерево. Каминные трубы обвивал плющ. Часть отеля словно бы растаяла.
– Класс! – восхитился Эрик. – Совсем как в Латвии, Хорватии или Румынии.
– Да, класс, – согласился режиссер с долгим, тяжелым вздохом. – Это счастливый уголок моей юности. Убежище вдалеке от всех забот. Для многих из нас. Юность Голливуда. Бог мой, еще минута – и я совсем расклеюсь! Поможете мне выбраться?
– Боже милосердный! – сказал крупногабаритный мужской силуэт, как только Эрик и Шевановски вышли из машины. Свет фонаря «бычий глаз» ослепил их. – И как же вы собираетесь что-то снять в таком месте? Здесь еще ужасней, чем я думал!
– Кто это?
– Бош Циммерман. А вы, полагаю, Мортон Шевановски?
– Единственный и неповторимый.