Они жаждут

— Мерида! — крикнул он, едва не столкнувшись с зеленым «фордом», водитель которого посоветовал ему засунуть голову в задницу. Он пробирался через проезжую часть, на него сыпались ругательства и проклятия на разных языках, но он не обращал на них внимания. Мерида была слишком молода, чтобы в одиночку ходить по неоновому аду этого бульвара. Она не знала, откуда может грозить опасность, она была слишком доверчива.

«В конце концов, — с горечью подумал он, — она мне доверилась, а я — самый худший из всех насильников — я изнасиловал ее душу».

Наполовину ослепленный фарами, он едва успел отпрыгнуть в сторону, когда мимо пронесся рыжебородый малый на голубом «чоппере». Что-то блестело на асфальте у обочины. Рико нагнулся. Это было серебряное распятие Мериды, его подарок на день рождения. Цепочка лопнула, когда она сорвала крестик с шеи. Безделушка была все еще теплой от ее тела.

— Мерида, — позвал он, всматриваясь в блеск огней. — Прости меня!

Но ночь поглотила девушку, она исчезла, и он знал, что если даже она и слышала его крик, то не вернется. Нет, она слишком горда, и в сравнении с ней Рико казался себе грязным прокаженным.

Он увидел голубую мигалку полицейского патруля, которая приближалась, пронизывая ряды спортивок. Его охватил ледяной страх — какая легкая добыча для копов, вдруг они поинтересуются его машиной? Развернувшись, он бросился к своему «шевроле», расталкивая людей, стараясь обогнать полицию. Сводники в своих петушиных костюмах и их подопечные в обтягивающих бедра и зады штанах быстро скрывались в дверях баров по мере того, как проезжала полиция. Голубая мигалка крутилась, наполняя воздух электрическим негодованием, но сирену копы пока не включали. Рико скользнул за руль своего «шевроле», сунул ключ в зажигание, медленно отъехал с обочины, потом резко повернул руль, вливаясь в поток машин, не спеша двигающихся в западном направлении. Примерно за квартал впереди он увидел, что два автомобиля столкнулись прямо посреди бульварами, и толпа зрителей уже окружила парней, подзадоривая их и понукая начать драку. Когда Рико миновал скопление, он услышал душераздирающий визг сирены и, глянув в зеркало заднего вида, увидел, что патрульный автомобиль остановился, чтобы прекратить драку. Он прижал педаль газа и начал плавно обгонять машины, идущие с меньшей скоростью.

«Сегодня никаких копов, — сказал он себе. — Вот дрянь, сегодня с меня всего довольно и без копов!»

Потом он вспомнил о Мериде, одиноко бредущей по бульвару. Он не мог оставить ее в этой массе хищников, ищущих свежего мяса. Он отыскал свободный участок, сделал быстрый У-образный разворот и быстро миновал, двигаясь в обратном направлении, и патруль полиции, и то место, где была драка, и то, где Мерида бросила на тротуар крестик. Прятавшиеся от полиции в темные переулки и двери баров начали теперь выползать наружу, чтобы снова заняться поиском клиентов. Тротуары заполняло голодное человечество, и где-то в этой сокрушительной массе затерялась худенькая девушка-чикано, беременная. Но что она значила? Рико был напуган. Он сжимал в кулаке цепочку с серебряным крестиком и, хотя не считал себя по-настоящему религиозным человеком, жалел, что Мерида не оставила крестика на всякий случай. «Я найду ее, — подумал он. — Я найду ее, даже если у меня уйдет вся ночь на это, я найду ее».

И его «шевроле» все глубже уходил в ночной бульвар, пока не исчез в море металла.

5.

Солнце быстро клонилось к закату, углубляя тени, которые, словно драгоценный осенний холодок, приникли к массивным восточным фасадам каменных и стеклянных зданий Лос-Анджелеса.

По мере угасания дня солнце все более багрово отблескивало на поверхности озер в парке Мак-Артура. Прозрачные золотые лучи пронизали окна магазинов на Родео-драйв. Лениво шевелилась пыль на улицах восточного района города, где теснились старые многоквартирные дома. Тихоокеанский прибой докатывался до тротуаров Венецианского берега, где подростки, словно живые волчки, крутились на роликовых коньках и скейтбордах.

Багровый цвет перешел в пурпурный. На Голливудском и Закатном бульварах, словно разбросанные драгоценные камни, замерцали первые огни. Горы святого Габриэля с востока казались огромными массивами темноты, а западная плоскость гранита горела красным.

И над всем городом с его восемью миллионами отдельных жизней и судеб возвышался замок Кронстина, крепко сидевший на своем скальном троне. Это было огромное обширное строение из черного камня с аркообразными готическими крышами, стенами, башнями, портиками, треснувшими каменными химерами, ехидно и злобно ухмылявшимися с башен, созерцая лоскутное одеяло города, брошенное людьми в долине внизу. Многие окна были выбиты и заколочены досками, но некоторые, на верхних этажах, избежали участи остальных, и теперь разноцветные стекла витражей горели голубым, красным, багровым, фиолетовым в алом свете заходящего солнца.

В темнеющем воздухе появилась зябкость и становилась все ощутимее. Ветер шипел и шептал в каменных зубцах стен, словно человек, говоривший сквозь выбитые зубы.