Они жаждут

— А, — Кельсен нахмурился и снова направил фонарик в сторону Палатазина. — Тогда почему вы интересуетесь? Конечно, дело очень странное, но копы, кажется, сегодня нее уже выяснили, нет? Вандализм, верно? Какие-то мальчишки из культовой секты, которым понадобились гробы… для каких-то их надобностей. Я слышал, то же самое случилось на кладбище в Хоуп Хилл на прошлой неделе. Кто-то сорвал замок на воротах, разрыл несколько могил и убрался восвояси с пятью-шестью гробами. Там, знаете ли, кладбище маленькое, и они не могут держать сторожа, поэтому никто не знает, что произошло. Я так думаю, это ненормальные мальчишки. Ненормальный мир, верно?

— Да, безумный.

— Слушайте, может, войдете или как? Осмотрите кладбище? У меня есть лишний фонарик.

Палатазин покачал головой.

— Мистер Кельсен, — сказал он. — В этом нет нужды, все равно я ничего не найду. — Он посмотрел на Кельсена, глаза его потемнели и стали холодными. — Послушайте, — сказал он. — В вашем домике есть замок на двери?

— Есть, а что?

— Я хочу дать вам совет, и хочу, чтобы вы выслушали меня очень внимательно. — Руки Палатазина крепче сжали прутья решетки ворот. — Я не буду объяснять, почему я вам даю совет, потому что вы все равно не поймете. Сейчас. Поэтому просто выслушайте.

— Ладно, — сказал сторож, отступив при этом на шаг от человека по ту сторону ворот, взгляд которого стал холодным и тяжелым, как металл.

— Если сегодня ночью кто-то подойдет к этим воротам — мужчина, женщина, ребенок, это неважно, — вы должны запереть дверь и опустить ставни на окнах. Если услышите, что ворота открываются, включите радио на максимальную громкость, чтобы ничего не слышать. И не выходите наружу посмотреть. Пусть они делают что хотят. Но не выходите из комнаты и не пытайтесь остановить его, ее или их.

— Но… но это моя работа, — тихо сказал Кельсен, на лице которого замерла кривая усмешка. — Что это, шутка? Что все это значит?

— Я абсолютно серьезен, мистер Кельсен. Вы религиозны? Веруете?

«Это не полицейский! — подумал Кельсен. — Это ненормальный или извращенец!»

— Я католик, — сказал он. — Слушайте, как ваша фамилия?

— Если кто-нибудь подойдет этой ночью к воротам, — продолжал Палатазин, игнорируя вопрос, — то начинайте молиться. Молитесь очень громко, не обращайте внимания, если они будут что-то вам говорить. — Он зажмурился от направленного в лицо луча фонарика. — Возможно, если вы будете молиться достаточно усердно, они оставят вас в покое.

— Мне кажется, вам следует уйти отсюда, мистер, — сказал Кельсен. — Убирайтесь отсюда, пока я не вызвал настоящего полицейского.

Лицо сторожа исказилось, прежде дружелюбные глаза смотрели предостерегающе и враждебно.

— Давай, приятель, топай отсюда! — Он показал на телефон на своем столе в доме. — Или я сейчас же позвоню в полицию.

— Ладно, — сказал Палатазин, — все в порядке, я ухожу, — Кельсен смотрел на него, и фонарик в его руке дрожал. — Но не забывайте о том, что я вам сказал. Пожалуйста, молитесь, и без остановки.

— Ага, ага, буду молиться за тебя, ненормальный!

Кельсен исчез в сторожке и с грохотом захлопнул за собой дверь. Палатазин отвернулся, быстро сел в машину и отъехал от кладбища. Он дрожал, желудок медленно сводило. «Он сказал, кладбище на Хоуп Хилл? То же самое случилось там на прошлой неделе? О, мой Бог! — взмолился он, стараясь подавить растущую волну тошноты. — Пожалуйста, пусть это не случится опять! Только не здесь, не в Лос-Анджелесе!»

Он надеялся, что дело только в том, что он слегка сошел с ума. Напряжение последних недель, дело Таракана и страшные рожи, ухмыляющиеся ему сквозь тень, на самом деле не существовали… Что сказал Кельсен? Это просто безумные подростки из какой-то секты? С сотней сект, с тысячей таких культов справиться было бы в сто раз легче, чем с той силой, которая, как он опасался, похитила эти гробы, выкопав их из могильной земли. Он в этот момент спал всего за шесть кварталов от этого места, и, быть может, когда проснулся, увидев во сне свою мать, эта сила как раз вершила темное дело.

Слишком поздно Палатазин сообразил, что свернул с бульвара Санта-Моника и пропустил поворот на Ромейн-стрит, направляясь теперь прямо на юг. Он нажал на тормоз, но лишь на секунду, потому что уже понял, куда направляется.

Дом из серого кирпича на Первой стрит сейчас пустовал — он был предназначен к сносу много лет назад — и и окнах сверкали осколки выбитых стекол. Дом выглядел одиноким и заброшенным. Словно его покинули очень давно. Стены были испачканы старыми надписями — Палатазину хорошо было видно одно поблекшее утверждение, сообщающее, что в № 59 живут «классные сеньоры». Где-то среди этих надписей затерялись и два обидных клеветнических предложения, нацарапанных рукой злого подростка, в которых фигурировало имя Палатазина.