Мавен завопил, поднял руку с пистолетом, и в этот момент начали падать тела. Кто-то приземлился прямо ему на плечи, и выстрел пропал даром. Мавен упал, в ухо ему кто-то страшно зашипел. Теперь крики раздавались уже по всему зданию, слышался шум падающих тел, выстрелы, треск дерева, в которое били пули, шум осыпающейся штукатурки. Что-то тяжелое ударило в плечо Луиса, он упал на пол, голова его была прижата к шершавой доске. Сквозь красный туман до него донесся вопль Мавена, просящий пощады, потом он вдруг тонко завопил, как женщина. Выстрел дробовика снес дверь черного хода с петель. Темные фигуры прыгнули в коридор навстречу ворвавшимся в здание войскам Головорезов. Защелкали выстрелы. В темноте шла целая дюжина отдельных яростных стычек. Луис, в голове которого что-то тяжело стучало, попытался встать с пола, но получил удар ногой в ребра. Он согнулся, ослепленный слезами, пальцы старались нащупать на полу выпавший нож. Где-то послышался новый ужасный вопль, эхом пронесшийся по всему зданию. Луис был сбит с ног, тяжелое тело прижало его к полу. Он слышал стоны, за которыми послышались жуткие и странные звуки… словно кто-то втягивал в себя жидкость. Мозг Луиса пылал. «Я не хочу умирать вот так! Я не хочу умирать вот так! Я не хочу умирать, как…»
Ледяная рука сжала его плечо, и перевернула лицом кверху, словно он был сделан из соломы. Рядом с ним присела какая-то фигура, прижимая его к полу. Глаза ее горели в темноте. И в следующий миг Луис узнал Засу Хотшота, бывшего лейтенанта Головорезов, которого, как предполагалось, выпотрошили Гадюки. Облегчение пронзило его, и он сказал:
— Это ты, Хотшот?
Значит, он не умер, не умрет, он не…
Хотшот усмехнулся.
Четыре клыка в его рту — два, выступавших из нижней десны и два из верхней, — были желтого цвета, и с них капала какая-то жидкость. Нижние клыки слегка загибались вовнутрь, как рыболовные крючки, верхние — чуть скошены друг к другу, образуя жуткое «у». Лицо Хотшота светилось, как ужасная луна, пальцы, худые и твердые, как когти, глубоко впились в плоть Луиса, не давая ему пошевелиться.
И вдруг Хотшот стал наклоняться вперед, глаза его начали закатываться в жадном предвкушении.
Луис завопил — это было единственное слово, которое сейчас огненными буквами горело в его сознании: «Вампиро!»
Хотшот довольно каркнул и наклонил голову к своему угощению. Нижние клыки пронзили плоть, надежно зацепившись. Луис поднял руки, чтобы оттолкнуть голову Хотшота, но было слишком поздно, и руки его были слишком слабы. Когда опустились верхние клыки, струя крови брызнула в лицо. Хотшот моргнул, слегка переменил положение головы, и словно издалека Луис услышал, как сосут его кровь, словно кто-то пил через соломинку кока-колу или втягивал носом кокаин с золотой ложечки. Палец Луиса ударил в глаз Хотшота, и тут же в мозгу его раздался голос, тихий, как будто говорили во сне: «Лежи спокойно, маленький брат. Спокойно».
Рука Луиса упала на пол, как мертвая птица. Ему вдруг стало холодно, ужасно холодно. Но там, где к его плоти прижались губы Хотшота, словно ярился ад. Луис лежал неподвижно, арктический холод проникал в его вены, беспощадно, дюйм за дюймом. В голове его дули ледяные ветры, оглушая своим шумом. И к тому времени, когда вена его горла была отпущена и стала плоской, как раздавленный червяк, Луис уже спал.
Постепенно отвратительные сосущие звуки, раздававшиеся по всему дому, стали тише. Через несколько минут их сменил другой звук — волочимых по полу тел.
Таракан — еще подросток, но уже с агонизирующим безумием, зарождающимся в его мозгу — открыл дверь.
В маленькой спальне с горчично-желтыми обоями и кислым запахом табачного дыма и пота его мать оседлал новый незнакомец. Голые ягодицы мужчины то напрягались, то расслаблялись, когда он совершал поршнеобразные движения бедрами, лежа на матери. Руки Бев впились в плечи мужчины, вся спина его была покрыта испариной. Кровать дрожала, пружины стонали под двойным весом тел.
В футе от кровати стояла пустая бутылка из-под виски.
Таракан вошел в комнату, наклонился и поднял ее. Он видел лицо Бев — пустое, пьяное, маскообразное. Казалось, что она смотрела прямо на него — ее глаза были похотливыми и приглашающими. Между ног Таракана запульсировал ненавистный басовый барабан желания. Он поднял бутылку за горлышко и сделал шаг вперед, уже выбрав место, чтобы нанести удар. Когда бутылка опускалась, он услышал крик: «Нет!» — это кричала Бев. И бутылка опустилась уже не на голову незнакомого мужчины, а на его правое плечо, потому что крик заставил его дернуться.