Не думаю, что у меня будут проблемы с увольнением. Девочки часто уходят, но еще чаще возвращаются, потому что найти такую же высокую зарплату при, в общем -то, непыльной работе очень сложно. Особенно если только и делала, что раздвигала ноги все предыдущие годы.
И даже, если наши отношения с Соловьевым зайдут в тупик и мне придется уволиться однажды (а я уверена, что так и будет), у меня останется хотя бы приличная запись в настоящей трудовой книжке. Это первый шаг, который может стать чем -то большим в будущем. Я не могу этим не воспользоваться.
Соловьев заехал в район элитных новостроек, поехал по ровной прямой дороге между одинаковыми, как ксерокопии, домами. Потом повернул к одному из них, ворота перед машиной сами раскрылись, и мы въехали в подземный гараж.
Пока мы шли до лифта, я действительно продрогла, но виду не подала. Хотя не знаю, может быть, он все-таки слышал, как стучат мои зубы.
Но если бы я вышла из машины в новых пальто и сапогах, было бы только хуже. И это никак не связано с упрямством, как решил Соловьев. Похоже, ему было не привыкать щедро осыпать подарками женщину, с которой он спал, но мне, наверное, сильнее, чем любой другой было важно не ощущать того, что он покупает мою благосклонность. Или возбуждение, как скажете. И что сегодняшний секс не станет для меня лишь возможность отработать эти подарки. Я хочу спать с ним, потому что хочу этого. Сегодня. Когда в дело вмешается работа и зарплата, все и без чертовых сапог осложнится. Для меня так уж точно.
Соловьев прав, я никогда не тратила большую часть заработанных денег на себя. Конечно, они нужны были мне для клиники и только, чтобы быть в состоянии оплатить лечение бабушки, я и пошла в онлайн-чат. Если бы она оставалась в здравом уме и памяти, я бы, наверное, подрабатывала и училась бы, а она однажды пришла бы на вручение дипломов и всем говорила бы: «Это моя внучка! Представляете?»
Она делала так в школе. И я помню, как меня смущало и злило тогда такое открытое проявление чувств. И как мне не хватало его теперь, когда она глядела на меня и не узнавала. Вот она я, бабушка. Здесь. И я сделаю все, чтобы ты снова узнала меня. Хотя бы на время. Хотя бы на миг.
Конечно, у каждой женщины, которая отдается за деньги, так или иначе, найдется свой повод и своя отговорка, почему уж ее-то точно нельзя считать проституткой. Все эти размышления хороши для самоедства одинокими ночами, когда из-за неестественных выгибаний перед камерой ноет поясница, и уж точно все эти мысли лишние, когда лифт бесшумно везет тебя и твоего мужчину в квартиру, где предполагается более чем романтическая обстановка.
Гляжу украдкой на отражение Соловьева в зеркале в лифте и на себя рядом. Он старше меня лет на семь, если только не десять. Сложно судить о его возрасте только по одному внешнему виду. Если найду какие-нибудь документы на работе, то узнаю точно, сколько же ему лет. А вот до гороскопов на совместимость не дойду. И без звезд вижу, что я... помните тот кадр из фильма «Красотка»? Тоже из лифта. Как неуместно проститутка Вивиен смотрелась рядом с персонажем Ричарда Гира в позолоченном лифте в своих вызывающе короткой юбке и высоких ботфортах.
И невозможно не провести параллель, она слишком очевидна, чтобы ее не замечать. Но тем и хорошо голливудские фильмы, что находят проблеск счастья в любом положении, даже самом обреченном. Как, например, наше.
Сейчас я не уверена в том, что было хорошей идеей согласиться на эту работу. Мы выглядим так, словно Соловьев подобрал меня на улице. Конечно, ему захотелось переодеть меня. У него ведь тоже есть глаза.
Это замкнутый круг. Ты не станешь тем, кем не являешься, если не рискнешь.
Я очень хочу рискнуть.
Этот мужчина сейчас моя единственная надежда. Что будет, когда я надоем ему? Мне ни в коем случае нельзя влюбляться в него или требовать больше, чем нужно.
И уж точно стоит что-то сделать с тем, как глядя на него, ускоряется мое дыхание. А взгляд скользит по его черной одежде. Я помню, какой на ощупь была его кожа. Как бугрились под пальцами мышцы на спине, когда он толкался в меня.
Нужно было просто переспать с ним пару раз и уйти, как я и делала со всеми прошлыми ухажерами. Как я собираюсь работать с ним и при этом не допускать интим, если стоит оказаться с ним в одном замкнутом помещении, и у меня сбивается дыхание от желания поцеловать его узкие губы, потереться щекой о его легкую щетину, представляя, как она царапает внутреннюю сторона бедра?
К этому мигу я разглядываю его в зеркале, уже не таясь, прямо таки раздевая глазами. Когда в отражении перехватываю его взгляд, то первое время даже не сознаю, что смотрю уже не только на копию, смотрю на него самого. В самые его темн ые глубины.
Из отражения зеркала на меня смотрят мои же глаза. Темные от желания, блестящие от предвкушения.
Как он собирается работать со мной? Боже, это ошибка. Это самая большая ошибка, которую я собираюсь совершить.