ОНО

— Ради Б-бога, осторожней, — предупредил он Ричи, вкладывая оружие ему в руку. — Эт-то н-небезопасно.

— Он что — заряжен? — спросил Ричи, замерев. «Вальтер» Зака Денборо, оставшийся с послевоенных времен, казался неимоверно тяжелым.

— Н-нет еще. — Билл хлопнул себя по карману. — Я взял н-несколько п-патронов. От-тец любит п-повторять, ч-что у н-неосторожного владельца п-пистолет з-заряжается с-с-сам. И с-стреляет. — Билл хитро посмотрел на друга, решив, что достаточно напугал.

Ричи понял. Конечно, это смертоносная штука, будь она 22, 30 калибра или вообще винтовка (хотя как раз винтовка-то у них в гараже лежала), и с огнестрельным оружием всякий почувствует себя уверенней. Но этот «вальтер»… от него исходили убийственные флюиды. Ричи остро ощутил его предназначение. Да, это не зажигалка.

Ричи повернул оружие к себе дулом, стараясь держать руку как можно дальше от спуска. Взгляд в черную пропасть воскресил в памяти недавнюю значительную ухмылку Билла. А еще он вспомнил слова отца: «Имей в виду, Ричи: незаряженных ружей не бывает. Это научит тебя быть с оружием осторожней».

Он вернул Биллу пистолет, про себя облегченно вздохнув. Тот вернул оружие в карман.

Теперь дом на Нейболт-стрит уже не так пугал Ричи… вместе с тем возросло опасение, что будет пролита кровь.

Мальчик поднял взгляд на Билла с намерением поделиться с ним этим соображением, но вслух произнес лишь:

— Пойдем?

13

Манера езды Билла каждый раз вызывала у Ричи опасения, что они в любой момент могут пропахать носами мостовую. Монстр-велосипед раскачивался из стороны в сторону. Одиночные выстрелы спиц превращались в бесконечную очередь. Машина со свистом рассекала воздух. Ричи закрыл глаза в ожидании неизбежного…

А Билл орал привычное:

— Вперед, «Сильвер»! С дороги!

Велосипед набирал обороты; раскачивание прекратилось. Ричи смог перевести дух, укрывшись от ветра за спиной Билла. Тот в крейсерском режиме оставлял позади улочку за улочкой, пока не показалась Уитчем-стрит, на которой было легко разгоняться… Что он и сделал, издав очередной боевой клич.

— Гони, Большой Билл! — возопил Ричи, еще не вполне оправившийся от испуга, но уже увлеченный скоростной гонкой. — Заставь его, наконец, ехать!

И Билл встал на педали, изогнувшись над рулем дугой. Глядя на приятеля, всем своим весом нажимавшего на педали, на его плечи, попеременно ходившие в такт, Ричи вдруг подумал, что сегодня им все нипочем… что они еще поживут на белом свете. Ну если и не оба — так Билл, по крайней мере. А Билл работал педалями, даже не подозревая о мыслях приятеля.

Бежали мимо ряды строений, перекрестки…

Кричал, подгоняя сам себя, Билл; кричал и Ричи — высоким и визгливым Голосом негра Джима…

Жилые дома кончились; пошли поля — унылые, как и небо над ними. Вдали показалась станция. Дугой от депо тянулся ряд одноколеек.

А вот и Нейболт-стрит. «ДЕПО-СОРТИРОВОЧНАЯ ДЕРРИ», — гласила пыльная и погнутая голубая табличка под названием улицы. Еще ниже был большой желтый знак с черными буквами, дополнявший верхний: «ТУПИК».

Билл повернул на Нейболт-стрит, подъехал к тротуару и, затормозив о бордюр ногой, слез.

— Д-дальше п-пешком.

Ричи медленно слез с велосипеда, прислушиваясь к самому себе: поднялось у него настроение или упало. Мальчики шагали по грязному, в трещинах тротуару. Впереди гудел, изредка смолкая, дизель.

— Т-ты не боишься? — почему-то заикнувшись, спросил Ричи.

Билл всмотрелся в приятеля и кивнул.

— Д-да. А т-ты?

— Конечно.

Билл рассказал Ричи, как накануне вечером расспрашивал отца о Нейболт-стрит. Зак говорил, что до войны на этой улице жили железнодорожники — механики, кондукторы, стрелочники, грузчики, носильщики. Чем дальше заходили мальчики, тем более грязными и неухоженными казались строения. Последние три-четыре по обе стороны улицы оказались попросту заколочены. На крыльце одного висела табличка «продается». Ричи подумал, что табличке не менее тыщи лет. Тротуар кончился; пошла разбитая дорога, из которой пучками росли сорняки.

Билл остановился и мотнул головой.

— Эт-то з-здесь.

Да, это был 29 дом по Нейболт-стрит. Ричи пришло в голову, что раньше здесь мог жить холостяк-машинист; его гардероб составляли джинсы, несколько пар рукавиц и пяток форменных фуражек. Этот работяга появлялся дома один-два раза в месяц, работал в саду, включив на полную громкость в доме радио, ел, наверное, торопясь и всухомятку (и абсолютно без овощей и фруктов — хотя и выращивал их для друзей, что иногда здесь бывали), а по ночам предавался воспоминаниям о знакомых девушках, оставленных в точках маршрута…