ОНО

Айвз написал серию очерков о Дерри шестидесятых. Большинство его собеседников-старожилов к началу моих собственных изысков скончалось, оставив, правда, сыновей, дочерей, племянников и кузенов. Преемственность — великая вещь: за каждым умершим старожилом приходил новый. Хорошее в истории никогда не умирает — оно просто проходит. Я пересидел на множестве балконов и веранд, выпил реку чая, темного пива, браги, наливок, настоек из бочек и воды из источников. Чего я только не наслушался, а ролики моего записывающего устройства не переставали крутиться.

Баддинджер и Айвз сходились в одном: изначальная партия первых поселенцев исчислялась тремя сотнями. Это были англичане. Они получили привилегию и формально назывались «Дерри Компани». Земли, принадлежавшие им, покрывали территорию сегодняшнего Дерри, большую часть Ньюпорта и несколько близлежащих поселков. В 1741 году все население Дерри вдруг исчезло. Еще в июне оно оценивалось в 340 душ; в октябре не осталось ни единого человека. Маленький поселок с деревянными домами остался совершенно безжизненным. Один из домов, стоявших невдалеке от теперешнего перекрестка Уитчем и Джексон, выгорел дотла. Мишо решительно настаивал на версии неожиданного набега индейцев, но к этому не было оснований, кроме единственного сгоревшего дома. Ближе к истине предположение, что пожар занялся от раскаленной печи.

Набег индейцев? Сомнительно: ни костей, ни тел. Потоп? Не этом году. Эпидемия? Но в городах по соседству о ней ни слова.

Вдруг исчезли. Все. 340 человек. И без следа.

Насколько я помню, в американской истории зафиксирован лишь один отдаленно похожий случай исчезновения колонистов на острове Роанок, штат Виргиния. Об этом знает любой школьник в стране. Но кто знает о Дерри? Очевидно никто, включая жителей города. Я опросил нескольких старшекурсников, прошедших историю штата Мэн; никто из них об этом не слышал. Затем проштудировал «Мэн вчера и сегодня». Более сорока ссылок на Дерри, львиная доля которых приходится на период лесоторгового бума. Ничего об исчезновении первых колонистов, кроме — как бы назвать — «интимных» рассуждений без указания источников.

Был своего рода занавес, скрывавший то, что происходило… и о чем любили поболтать. Я полагаю, что людей вряд ли что-то остановит от пересудов. Но надо уметь внимать, а это — редкий дар. Льщу себя надеждой, что кое-чего в этом достиг за последние четыре года. Если же нет, значит, мои претензии не имеют основания из-за отсутствия достаточной практики.

Некий старик рассказывал мне о своей жене, услышавшей обращавшиеся к ней из стока кухонной раковины голоса за три недели до смерти их дочери — ранней зимой 1957 года. Девушка, о которой он говорил, была одной из первых жертв в цепочке убийств, берущей начало со смерти Джорджа Денборо и окончившейся следующим летом.

— Цельный хор, и все балабонят разом, — делился он со мной. Старик был владельцем бензоколонки на Канзас-стрит, говорил невнятно и сбивчиво, постоянно делая экскурсы в область своей работы — заливка бензина, измерение уровня масла, протирка стекол… — Я говорю, услышала она, значит, и наклонилась, чтоб убедиться, прямо к решетке. Пошуровала там и спрашивает, значит: «Что там за дьявольщина? Кто, мол, такие?» А энти голоса, говорит, мол, хрюкают, пищат, балабонят, плачут, смеются. И прослышала она, как один сказал оттуда — как одержимый Иисусу: «Имя, мол, нам легион». Она, почитай, опосля года два к стоку-то и близко не подходила. За тех два-то года я навкалываюсь на службе по двенадцать часов на дню, потом иду домой и перемываю энти чертовы тарелки.

Он вынул из машины бидон с «пепси», этот человек лет 72-73 в серой застиранной робе; ручейки сбегали с уголков рта.

— Ты, почитай, думаешь теперь: вот, мол, клоп чумной, — выговорил он, утолив жажду, — но я тебе еще скажу, ежели отключишь энту вертушку.

Я щелкнул кнопкой, прекратив запись, и поощряюще улыбнулся ему.

— Когда я переварил лишь малую толику того, что услышал за последние несколько лет, вам легче будет пройти Америку с востока на запад пешком, нежели убедить меня в том, что вы — сумасшедший, — заявил я.

Он тоже улыбнулся — из вежливости.

— Ну вот, значит, вожусь я по привычке как-то ночью с тарелками в мойке, — а дело было в осень 1958, — смотрю, а они обратно там поселились. Жена-то уже спала там наверху. Бетти была у нас единственной, Бог дал красивую девку, и, значит, опосля как ее убили, жена все больше спала. Ну ладно, включил я воду. И вот знаешь, такой звук, когда мыльная вода стекает — сосущий вроде. Ну я вроде внимания-то не обращаю, мне бы помыть побыстрей да наколоть пойти лучины в сарай. А как звук-то кончился, мне помстилось, будто там дочка моя. Слышу: Бетти вроде в тех трубах. Смеется… Где-то внизу, в темноте смеется. А то вдруг как плачет. Или и то, и то… Вот, значит, что было. А может, примерещилось. Только уж больно похоже…