ОНО

Я вам вот что скажу, друзья и ближние: я сегодня пьян. Пьян в задницу. Ржаное виски. Пошел к Вэлли и начал, потом пошел в шалман на Мейн-стрит за полчаса до закрытия и купил бутылку Ржаной. Я знаю, до чего я нажрался. Мы гуляли — веселились, а проспались — прослезились. Итак, вот он сидит один пьяный негр в общественной библиотеке после закрытия, с открытой книгой прямо перед собой и с бутылкой «Старого Кентукки» слева. «Скажи правду и устыдишь дьявола», — говаривала моя мать, но она забыла сказать, что иногда трезвостью этого парнокопытного не устыдишь. Ирландцы знают, что они, конечно, белые негры Господа, и кто знает, может быть, они на порядок впереди?

Хочу писать о пьянстве и о дьяволе. Помните «Остров сокровищ»? Старый морской волк на «Адмирале Бенбоу». «Мы их еще уделаем, Джеки!» Держу пари, старый мудак даже поверил в это. Нажравшись рому или ржаной, — можно поверить во все, что угодно.

Пьянство и дьявол. О'кей.

Иногда меня забавляет думать, сколько бы я протянул, если бы действительно опубликовал кое-что из этой писанины, которой я занимаюсь во мраке ночи, что-нибудь о Легионе Благопристойности, пожаре в «Блэк-Спот», похождениях банды Бредли… или о деле Клода Хэро и «Серебряном Долларе».

«Серебряный Доллар» — это была пивная, и то, что явилось самым странным массовым убийством за всю историю Америки, случилось именно там в сентябре 1905-го. В Дерри все еще есть старожилы, которые утверждают, что помнят ее, но единственное свидетельство, которому я действительно доверяю, — это свидетельство Сарагуда. Когда это случилось, ему было восемнадцать.

Сарагуд теперь живет в доме престарелых Паульсона. У него нет зубов, и его франко-новоанглийский акцент долины Святого Иоанна настолько силен, что, вероятно, только другой старый житель штата Мэн мог бы понять, что он говорит, если бы его разговор был передан фонетически. Сэнди Иве, фольклорист из Мэнского университета, которого я уже упоминал на этих страницах, помог мне перевести мои аудиозаписи.

Клод Хэро был, по словам Сарагуда, «мерзким сыном шлюхи, у которого был взгляд, который сверлил тебя, как кобылий глаз в лунном свете».

Сарагуд говорил, что он — и все, кто работал с Хэро, — верили, что он был хитер, как собака, крадущая цыплят… когда совершал набеги с топориком на «Серебряный Доллар», все более потрясающие с каждым разом. Это было не все. До тех пор лесозаготовители в Дерри не считали, что таланты Хэро простирались дальше поджогов в лесах.

Лето 1905 года было долгим и жарким, и в лесах бушевало много пожаров. Самый большой из них, который, по его признанию, он учинил, просто поднеся зажженную свечу к вороху щепок и хвороста, случился в Большом Индейском лесу в Хэвене. Он унес двадцать тысяч акров самой твердой древесины, и дым от него чувствовался в тридцати пяти милях, когда конка тащилась по Ап-Майл-Хилл в Дерри.

Весной того года ходили разговоры об объединении в профсоюзы. Организацией их занимались четыре лесоруба (не то чтобы было много что организовывать — рабочие штата Мэн тогда были противниками союзов, они и сейчас в большинстве своем таковы), и одним из четырех был Клод Хэро, который в своей профсоюзной деятельности видел шанс повыпендриваться и проводить еще больше времени в попойках на Бейкер и Эксчейндж-стрит. Хэро и его компания называли себя «организаторами», а лесопромышленные тузы называли их «главарями». Воззвание, прибитое в столовых в лагерях лесорубов, сообщало, что любой, кого заподозрят в разговорах о профсоюзах, будет немедленно уволен с работы.

В мае того же года в ущелье Трефэм случилась краткосрочная забастовка, и хотя она была прервана тотчас же и рабочими, не желающими вступать в профсоюз, и городскими властями, Хэро и его дружки-организаторы рассматривали ее как великую победу своего дела. Соответственно они пришли в Дерри, чтобы нажраться и «поорганизовывать»… или повыпендриваться, можно и так и эдак, в зависимости от того, чью сторону вы выбираете. Как бы то ни было, должен был действовать сухой закон. Они вламывались почти во все бары, закончив в сонном «Серебряном Долларе», обняв друг друга за плечи, напившиеся вусмерть, чередуя профсоюзные песнопения с до смешного напыщенными мелодиями наподобие «Глаза матери смотрят с небес», хотя я сам думаю, что любая мать, смотрящая оттуда и видящая своего сына в таком состоянии, могла бы быть прощена за то, что отвернулась.

Согласно Эгберту Сарагуду, единственной причиной, которую можно было усмотреть в участии Хэро в движении, был Дэйви Хартвелл. Хартвелл был главным «организатором», или «главарем», и Хэро был влюблен в него. Он не был единственным; многие причастные к движению любили Хартвелла глубоко и страстно, той гордой любовью, которую мужчины приберегают для тех из своего пола, которые имеют магнетизм, достигающий, по-видимому, святости. Дэйви Хартвелл был человеком, который ходил так, как будто ему принадлежит полмира, а на остальном висел замок.