ОНО

Ее поцелуй был крепким, и теплым, и сладостным. Ее груди касались его открытого пальто, и бедра ее двигались к его… назад… и снова к его бедрам. Когда ее бедра отодвинулись назад во второй раз, он запустил обе руки в ее волосы и приблизился к ней. Когда она почувствовала, как она напрягается, она издала легкий стон и уткнулись лицом в его шею. Он почувствовал слезы на своей коже, теплые и таинственные.

— Пошли, — сказала она. — Быстро.

Он взял ее за руку и так они прошли до гостиницы. Вестибюль был старый, увитый растениями, на нем лежало какое-то увядающее очарование. Убранство очень напоминало девятнадцатый век. В этот час здесь не было никого, кроме администратора, который был едва виден за своей конторкой; он смотрел телевизор, постукивая ногами по столу. Билл нажал кнопку третьего этажа пальцем, который немного дрожал — возбуждение? нервозность? вина? все вместе? О, да, конечно, и еще какая-то безумная радость вместе со страхом. Это смешение чувств было неприятно, но чувства эти казались необходимыми. Он провел ее по коридору до своего номера, как-то смущенно решая, что если ему суждено быть неверным, то этот факт измены должен завершиться у него, а не у нее. Он понял вдруг, что вспоминает о Сьюзен Браун, своем первом литературном агенте и своей первой любовнице.

Обманывать. Обманывать свою жену. Он пытался обдумать это, но оно казалось одновременно и реальным, и нереальным. Что было самым сильным — так это несчастное чувство ностальгии, старомодное чувство измены. Одра была сейчас дома, варила кофе, сидя за кухонным столом в своем халате, может быть, учила роль, может, читала роман Дика Френсиса.

Его ключ задвигался в замке номера 311. Если бы они вошли в номер Беверли на пятом этаже, они бы увидели зажженный огонек на ее телефонном аппарате, администратор, который смотрел телевизор, оставил ей извещение позвонить подруге Кэй в Чикаго (после третьего неистового звонка Кэй он в конце концов вспомнил об этом), дело, возможно, приняло бы другой оборот: им пятерым можно было бы не скрываться от деррийской полиции, когда наступит тот день. Но они пошли в его номер — так, возможно, было предначертано.

Дверь открылась. Они были внутри. Она посмотрела на него. Глаза ее горели, щеки пылали, грудь быстро вздымалась и опускалась. Она взял ее руки и был ошеломлен чувством правдивости, справедливости — чувством соединения прошлого и настоящего, и на этом соединении не было никаких швов. Он неуклюже захлопнул дверь одной ногой, и она тепло улыбнулась ему.

— Мое сердце, — сказала она и положила его руку на свою грудь. Он чувствовал его под этой твердой, сводящей с ума мягкостью, оно работало как мотор.

— Твое сссердце…

— Мое сердце.

Они сидели на кровати, все еще одетые, целуясь. Ее рука скользнула внутрь его рубашки, затем назад. Она нащупала пальцами ряд пуговиц, задержалась на талии… и затем тем же пальцем скользнула ниже, нащупывая твердую упругость его члена. Мышцы, о которых он и не думал, напряглись и задрожали у него в паху. Он оборвал поцелуй и отодвинулся от нее на кровати.

— Билл?

— Должен осссстановиться на минуту, — сказал он. — Иначе я выпущу в шшшштаны, как мальчишка.

Она снова нежно улыбнулась, и посмотрела на него.

— Так ли? Или у тебя какие-то подспудные мысли?

— Подспудные мысли, — сказал Билл. — У меня они вввсегда.

— У меня нет. Я ненавижу его, — сказала она. Он посмотрел на нее, ее улыбка погасла.

— Я этого не знала даже отдаленно всего две ночи назад, — сказала она. — О, я знала это, где-то там, с самого начала. Он бьет и причиняет мне боль. Я вышла за него замуж, потому что… потому что мой отец всегда беспокоился обо мне, я думаю. Как бы я ни страдала, он все-таки беспокоился. Я думаю, я знала, что он одобрил бы Тома. Потому что Том тоже беспокоился. Он сильно беспокоился. И пока кто-то заботился обо мне, я была цела и невредима. Более чем цела. Реальна.

Она посмотрела на него серьезно. Ее блузка вылезла из брюк, обнажив белую полоску живота. Он захотел поцеловать ее.

— Но это не было реальным. Это был кошмар. Быть замужем за Томом походило на возвращение в кошмар. Почему человек так поступает, Билл? Почему человек сам, по собственному желанию, возвращает себя в кошмар?

Билл сказал:

— Единственная причина, которую я могу пппредставить, это что лллюди возвращаются, чччтобы нннайти ссебя.

— Кошмар здесь, — сказала Бев. — Кошмар — это Дерри. Том кажется мелочью по сравнению с этим. Я сейчас могу лучше его видеть. Я ненавижу себя за годы, проведенные с ним… Ты не знаешь… то, что он заставлял меня делать, и, ох, я была достаточно рада делать это, ты знаешь, потому что он заботился обо мне. Я бы заплакала… но иногда слишком стыдно. Ты знаешь?

— Не надо, — сказал он спокойно, и положил свою руку на ее. Она плотно ее сжала. Ее глаза были полны блеска, но слезы не шли. — Это есть у каждого. Но это не эээкзамен. Просто ты проходишь это так, кккак ты можешь.