Сейчас они были близко, очень близко. Билл чувствовал зловонный запах Его и понял с внезапным ужасом, что это был запах Барренса, запах, который они принимали за вонь канализационных труб и грязных ручейков… но верили ли они когда-либо во все, что с ними тогда случилось? Это был запах Его, и, наверное, самым сильным он был в Барренсе, впрочем, запах этот висел над всем Дерри как облако, и люди уже не чувствовали его, так работники зоопарков привыкают к запаху зверей и только удивляются, почему посетители морщат носы, когда входят.
— Нас двое, — пробормотал он Ричи, и Ричи кивнул, не отрывая глаз от Паука, который сейчас же отпрянул от них.
Оно вращало своими отвратительными конечностями, издавая клацающие звуки; наконец Оно вынуждено было принять бой.
— Билл? — спросил Ричи хрипло.
С криком, нарастающим в нем, нарастающим, нарастающим.
Билл пошел вперед. Ричи бежал рядом с ним бок о бок. Они вместе ударили правыми кулаками, но Билл понимал, что на самом деле это не кулаки, это была их общая сила, подкрепленная силой того Другого, это была сила памяти и воли; это была сила их любви и их незабываемого детства.
Визг Паука наполнил голову Билла, будто распарывая его мозги. Он чувствовал, что его кулак глубоко пронзает какую-то содрогающуюся влажность. Рука его погрузилась туда по плечо. Он вытащил ее, отряхивая черную кровь Паука. Из дыры, которую он пробил, потекла сукровица.
Он видел Ричи, стоящего как раз под самым телом Паука, покрытого с ног до головы его мерцающей кровью. Ричи стоял в классической стойке боксера, молотя Паука кулаками.
Паук стремился достать их своими лапами. Билл почувствовал, что одна из них порвала ему рубашку и кожу. Жало Оно бесполезно ударяло по полу. Крики Его колоколами стучали в голове. Оно неуклюже наклонилось вперед, стараясь ухватиться за него, но вместо того, чтобы отступить, Билл рванулся вперед, работая не кулаками, а всем телом, как торпедой. Он влетел в глотку Его, как спринтер на дистанции, наклонив плечи, головой вперед.
На мгновение он почувствовал, что вонючая плоть Его просто поддается, как бы пропуская его насквозь. Со сдавленным криком он стал работать руками и ногами, разрывая внутренности Его. И он выбрался, весь покрытый Его горячими кишками. Жидкость капала по лицу, заливала уши. Он высмаркивал ее из носа тонкими струйками.
Снова он был в черноте, по плечи внутри конвульсивно извивающегося тела Его. А в заложенных ушах раздавалось —
Он услышал крик Ричи, крик неожиданной боли, звук, который поднимался, превращаясь в стон, который внезапно оборвался. Билл выбросил оба своих кулака вперед. Он задыхался, давился в пульсирующем мешке гортани, наполненном жидкостью.
Он вцепился в Оно, разрывая на части, раздирая, в поисках источника звука; он разрушал и крушил органы, пальцы его сжимались и разжимались; казалось, грудь его вот-вот разорвется от недостатка воздуха.
И вдруг оно было в его руках, огромное, живое, то, что стучало и пульсировало в его ладонях, толкая их туда-сюда.
Он обхватил пальцами пульсирующую плоть сердца Его, а потом сжал со всей силой, на которую был способен.
Раздался последний пронзительный крик боли и ужаса, когда сердце Его трепыхалось в его руках, а затем разорвалось между пальцами, вытекая сквозь них медленными струйками.
Крик, слабее, тише… Билл почувствовал, как тело Его неожиданно сжалось вокруг него, как рука в тесной перчатке. Потом все ослабло. Ему становилось ясно, что Оно опадает, медленно кренясь в одну сторону. Одновременно он стал выбираться, так как начинал терять сознание.
Паук содрогался в последних судорогах на боку — гигантская куча вонючего мяса. Ноги еще подергивались и подрагивали, беспомощно царапая пол в беспорядочном движении.
Билл выбрался наружу, судорожно дыша, отплевываясь, чтобы очистить рот от ужасной плоти Его. Он запнулся в собственных ногах и упал на колени.