— Мы все это сделали, — сказала Беверли. — Хорошо бы принести Эдди сюда. Я хочу этого больше всего на свете.
Они дошли до угла Аппер-Мейн и Пойнт-стрит. Малыш в красном дождевике и зеленых резиновых сапожках пускал бумажную лодочку в ручье, которые сейчас текли везде. Он взглянул вверх, увидел, что они смотрят на него, и вежливо помахал. Билл вспомнил, что это был мальчик со скейтбордом — тот самый, чей друг видел в Канале Челюсти.
Он улыбнулся и пошел к мальчику.
— Сейчас все в порядке, — сказал он. Мальчик недоверчиво изучал его, потом улыбнулся. Улыбка была солнечной и излучала надежду.
— Да, — сказал он. — Думаю, что так.
— Клянусь твоей задницей. Мальчик засмеялся.
— Тебе надо бббыть пппоосторожнее со скейтбордом.
— Нет уж, — сказал мальчик, и на этот раз засмеялся Билл. Он сдержался, чтобы не взъерошить волосы мальчугана — это возможно обидело бы его, — и вернулся к остальным.
— Кто это был? — спросил Ричи.
— Друг, — сказал Билл. Он засунул руки в карман.
— Помните, как мы выбирались отсюда тогда? Беверли кивнула.
— Эдди привел нас назад в Барренс. Только мы вылезли на другом конце Кендускеага. Со стороны Олд-Кейпа.
— Ты и Соломенная Голова столкнули крышку люка с одной из этих насосных станций, — сказал Ричи Биллу, — потому что вы были самые тяжелые.
— Да, — сказал Бен. — Это были мы. Солнце село, но было еще светло.
— Да, — сказал Билл. — И мы все были там.
— Ничто не длится вечно, — сказал Ричи. Он посмотрел вниз под гору, по которой они только что взошли, и вздохнул. — Посмотрите сюда, например.
Он протянул свою руку. Тоненькие шрамы на ладони исчезли. Беверли посмотрела на свою руку, Бен сделал то же самое, Билл — на свою. Все руки были грязные, но отметины исчезли.
— Ничего не длится вечно, — повторил Ричи. Он посмотрел на Билла, и Билл увидел дорожки слез на грязных щеках Ричи.
— За исключением, может быть любви, — сказал Бен.
— И желания, — сказала Беверли.
— А что вы скажете о друзьях? — спросил Билл и улыбнулся. — Что ты думаешь, Трепач?
— Хорошо, — сказал Ричи, улыбаясь и вытирая глаза. — Я хочу сказать: спасибо вам за это, мальчики; я говорю, я хочу сказать — спасибо за это.
Билл протянул руку, и они положили свои руки на его и постояли так какое-то время, семеро, которые уменьшились до четырех, но все равно смогли образовать кружок. Они посмотрели друг на друга. Бен сейчас тоже плакал, слезы прямо лились из его глаз, но он улыбался.
— Я так люблю вас, ребята, — сказал он и сжал руки Бев и Ричи сильно-сильно, а потом отпустил. — А сейчас надо посмотреть, нет ли в этом местечке чего-нибудь похожего на завтрак? И нам надо позвонить Майку. Сказать, что у нас все в порядке.
— Хорошая идея, сеньор, — сказал Ричи. — Ты всегда можешь сделать все хорошо, я думаю. А ты что думаешь, Большой Билл?
— Я думаю, шел бы ты подальше, — сказал Билл. И они пошли к гостинице, смеясь, и когда Билл толкнул стеклянную дверь, Беверли поймала взглядом что-то такое, чего она никогда не забудет, но о чем никому не скажет. На один момент она увидела их отражения в стекле — только их было шесть, не четыре, потому что Эдди стоял позади Ричи, а Стэн — позади Билла, слегка улыбаясь.
Выход, Сумерки, 10 августа 1958 года
— Тттолкай ее, Бен, а то у меня ппплечо сссломается. Крышка скользит дальше, поднимается и падает в кустарник, который растет вокруг бетонного цилиндра. Семеро детей вылезают один за другим и оглядываются, моргая от молчаливого изумления. Они похожи на детей, которые никогда прежде не видели дневного света.
— Здесь так спокойно, — тихо говорит Беверли. Единственные звуки — это шум воды и торжественное пение насекомых. Ураган прошел, но Кендускеаг по-прежнему очень высок. Ближе к городу, недалеко от того места, где река одевается в бетон и начинает называться Каналом, она выходит из берегов, хотя наводнение, несомненно, очень серьезное; самое страшное — несколько затопленных подвалов. На этот раз.