ОНО

«Но вы поймите и мое положение, мистер Мюллер. Я не позволю, чтобы они распивали спиртное в клубе. Им не положено распивать вместе с белыми. К тому же это клуб унтер-офицеров, вы понимаете, а они все рядовые».

«Ну, это не моя забота. Однако надеюсь, что вы примете решение. Вы офицер и несете ответственность». И с этими словами Мюллер вышел.

Фуллер взялся за дело с рвением. База занимала огромную территорию, много земли пустовало. С северной стороны база граничила с Вест-Бродвеем, а там, где теперь Мемориал-парк, стояло «Черное пятно». В начале тридцатых это был просто старый сарай, в котором хранился всякий хлам. Майор Фуллер собрал роту «Е» и объявил, что в этом сарае будет наш клуб и что впредь никаких увольнений в город, никаких баров и девочек.

Известие не очень приятное, но что поделаешь. Мы и слова не могли сказать. Был среди нас один парень Дик Халлоранн, повар. Он говорит: «Ребята, надо постараться — сделаем из этой развалюхи настоящий клуб».

Мы приступили к работе, выкладывались из последних сил. Поначалу было от чего взяться за голову: грязь, вонь, какие-то коробки с заплесневевшей бумагой, железки ржавые. Помню, Карл Рун усмехнулся горько и говорит: «Вот майор расщедрился, удружил. Ничего себе клуб».

А Джордж Брэннок, который потом сгорел в огне, заметил: «Это не клуб, а черное пятно какое-то».

С той поры повелось: «Черное пятно». Мы проделали окна, Алан Сноупс раздобыл где-то цветные стекла, прямо как витражи.

«Ты где, — говорю, — стырил?» Алан — он был среди нас самый старший — закурил «Кэмел» и озорно подмигнул. «Ночная работа», — сказал он, но пояснять, что за работа, не стал.

Вскоре сарай было не узнать, к середине лета приступили к отделочным работам. Трев Доусон сделал перегородку — там устроили кухню, гриль и все такое, так чтобы можно было закусить на скорую руку.

С другой стороны сделали бар. Из напитков лишь содовая да «Дева Мария». Мы извлекли уроки из прошлого. Если надо дерябнуть покрепче, зачем в клубе, можно и под кустиком, в темноте.

Оттерли от грязи полы, покрасили. Трев и Сноупс провели электричество — стырили где-то ночью проводку. К июлю уже можно было зайти и выпить кока-колу, подкрепиться гамбургером. Красота получилась. Правда, до конца не доделали — тут этот поджог случился — все сгорело дотла. Эх, как мы радовались, когда Эв Маккаслин и я приладили вывеску «Черное пятно», а ниже табличку «Рота «Е» и гости». Клуб избранных, вернее, изгоев.

Получилось отлично — на загляденье, мы этим унтерам нос утерли. Ну и они, понятное дело, быстренько стали наводить у себя марафет — комнату отдыха пристроили, кафетерий. Вроде соревнования у нас вышло. Но куда нам с ними тягаться, зачем… — Отец улыбнулся, — Мы хоть и молодыми были, только Сноупсу за сорок, а кое-что соображали: зачем с белыми наперегонки бегать. Стоит только нам вперед выйти, всем руки-ноги переломают. Клуб построили — чего еще надо. Но он не простоял долго — тут эта история… — Отец нахмурился, замолчал.

— Какая история, папа?

— Решили мы сколотить джаз-оркестр. Нашлись среди нас музыканты, и неплохие, — медленно проговорил отец. — Мартин Деверо, капрал, недурно стучал на барабанах. Стувенсон играл на корнете. Сноупс — на клавишах. Не Бог весть как, но зато с чувством. Еще один парень был у нас на кларнете, а Джордж Брэннок наяривал на саксофоне. Иногда подключались и другие: кто подыгрывал на гитаре, кто на гармонике, а кто и просто на расческе, обернув ее вощеной бумагой.

Понятное дело, сыгрались не сразу, но к концу августа у нас в «Черном пятне» по выходным выступал свой небольшой диксиленд. Поддавал жару дай Бог. К осени дело пошло на лад, конечно, не мастера, но зато не пресно, ни на кого не похоже и, знаешь, звучало даже душевнее, как бы это сказать… — Отец взмахнул худой рукой.

— Искрометнее, — с улыбкой подсказал я.

— Вот-вот. Точно! — воскликнул он. — Искрометный диксиленд. Вскоре в наш клуб потянулся народ. Приходили гражданские из города и даже белые — солдаты с базы. По субботам и воскресеньям народу было не протолкнуться. Конечно, не сразу пошла о нас слава. Поначалу смотрели косо, но со временем популярность возросла.

Когда зачастили белые, мы стали на многое смотреть сквозь пальцы. Они приносили свою выпивку в коричневых сумках, причем такой крепости и такого качества, что даже напитки в злачных местах казались по сравнению с ними все равно что содовая. Приносили они и отличное шампанское, например «Чивас», его подают на теплоходах, в ресторанах первого класса. Нам надо было поостеречься и запретить проносить спиртное, но как запретишь: они же все-таки белые.