ОНО

«Но только надо покончить с этими дерьмовыми магазинами, — думал он, но Беверли ничего не сказал, во всяком случае, долго таил от нее эти мысли. — Никакой самодеятельности, никаких бросовых цен, бездарных выставок где-то в закутках магазина рядом с нарядами для всякой наркоты и недоумков рок-фанатов. Пусть этой мелочевкой занимается мелюзга».

Вскоре Том понял, что Беверли представляет для него большой интерес; не успела она догадаться об этом, он уже знал про нее очень многое — именно это он и хотел. Том всю жизнь искал женщину, подобную Беверли Марш, и набросился на нее, как лев на антилопу. Нельзя сказать, чтобы ее ранимость бросалась в глаза. На вид это была роскошная женщина, стройная и в то же время с пышными формами. Бедра, правда, были не так чтобы высший класс, зато попка сводила с ума, а таких грудей Том еще никогда ни у одной женщины не встречал. Том Роуган всегда оценивал достоинства женщин по бюсту, а у высоких девушек груди, как правило, одно расстройство. Они носят тонкие сорочки, соски сводят с ума, но стоит только раздеть этих женщин, как видишь, что, кроме сосков, ничего привлекательного и нет. Груди — точно шарообразные ручки комода. «Не за что подержаться», — как говаривал когда-то однокашник Тома.

Да, Беверли была потрясающая женщина: тело как динамит, копна роскошных темно-рыжих волос. Но она была слаба, уязвима. Она словно посылала радиосигналы, принимать которые мог только он. Подметил Том и другое: Беверли много курила (хотя он почти излечил ее от вредной привычки), взгляд у нее беспокойно бегал по сторонам, она никогда не смотрела прямо в глаза своему собеседнику, взгляд ее лишь бегло касался его глаз и тотчас ускользал в сторону; ногти были опрятны, но чересчур коротки. Том подметил это при первой же встрече с Беверли. «У нее, наверно, потому такие короткие ногти, — подумал он, — что она их грызет».

Львы едва ли способны размышлять, во всяком случае, размышляют не так, как люди, но они видят и подмечают. И когда антилопы отходят от водопоя, настороженные затхлым запахом приближающейся смерти, львы смотрят, какая из них сбивается в конец стаи: оттого ли, что охромела, или, может быть, потому, что слабее остальных, а быть может, и оттого, что у нее менее развито чувство опасности. Возможно даже, что некоторые антилопы — и некоторые женщины — даже хотят, чтобы на них налетели и сбили с ног.

Внезапно Том услышал звук, который грубо нарушил его воспоминания, — щелкнула зажигалка.

И снова нахлынула тупая ярость. В животе появился жар, не такой уж и неприятный. Опять это курение! А сколько он ее вразумлял на этот счет, и тем не менее его уроки, его специальные семинары не пошли ей впрок. До нее всегда все слабо доходит, но хороший учитель лучше всего раскрывает свои способности с теми учениками, до кого туго доходят знания.

— Да, — говорила Беверли, — Угу. Ладно. Ага. — Она стала слушать ответ, затем рассмеялась странным дребезжащим смехом. Она никогда не смеялась так раньше.

— Сделай две вещи, раз уж ты спрашиваешь: закажи мне номер и помолись за меня. Да, хорошо. Угу… Я тоже… Спокойной ночи…

Она опускала трубку, когда вошел Том. Он хотел было взяться за дело круто, крикнуть жене, чтобы она немедленно перестала трепаться по телефону, но тут увидел, что она умолкла. Такое уже бывало прежде, но всего раза два-три.

Беверли шла через спальню большими, стремительными шагами, белая кружевная сорочка облегала ее тело, а во рту торчала недокуренная сигарета (Боже! Как же ему было противно видеть жену с окурком в зубах!). Дым от сигареты тянулся за ее плечом тонкой белой струйкой, точно дым из трубы паровоза.

Но что удержало Тома, так это ее лицо; он хотел прикрикнуть на Беверли, но слова застыли у него в горле. Сердце качнулось — ухнуло в пропасть, Том вздрогнул от боли, убеждая себя, что он почувствовал не испуг, а удивление.

Беверли была из тех женщин, которые оживляются только тогда, когда их внутренний ритм приближается к своему пику. И каждый подобный случай, запечатленный в его памяти, был так или иначе связан с ее карьерой. Тогда перед ним представала другая женщина, совсем непохожая на ту, которую он столь хорошо изучил. Его чувствительные радары, улавливающие страх, заглушались сильными атмосферными помехами. Легко справляющаяся со своими стрессами, Беверли была в такие минуты сильной, но очень нервной, легко возбудимой, бесстрашной, но непредсказуемой.

Щеки ее зарделись румянцем, широко раскрытые глаза сверкали, в них не осталось ни тени сна. Волосы струились по плечам волнистыми локонами. Но что это такое? Ба! Никак, она достает чемодан из чулана? Чемодан? А ведь и впрямь достает.

«Закажи мне номер. Помолись за меня».