Оноре Домье

«Париж, 22 августа 1853 года.

Господа,

Будьте добры прислать мне темы интересующих Вас карикатур с видами мест, которые должны быть изображены, если Вы сочтете это нужным.

Я прошу у вас, редакторов, цену, которую мне платят в „Шаривари“: пятьдесят франков за рисунок.

Если это вам подходит, пожалуйста, сообщите мне, к кому я должен обратиться за камнями.

В ожидании вашего ответа остаюсь

преданный вам О. Домье.

9, набережная Анжу, Париж».

«Шаривари» никогда не заказывала ему больше восьми шаржей в месяц, что давало ему доход в двадцать луидоров: скромность же Домье была столь велика, что торговцы картин не продавали его работ.

В свое время он иллюстрировал несколько книг: «Старинный и современный Версаль» графа де ла Борд (1841), «Медицинскую Немезиду», сборник сатир Франсуа Фабра, доктора-марсельца (1840), которому замечательные композиции Домье обеспечили бессмертие.

Однако страстный литограф, каким был Домье, лишь бегло прикоснулся к книжной графике — не это было его стихией. Кроме «Шаривари» более или менее постоянный доход приносили ему «Парижские картинки», печатавшиеся в «Монд иллюстре», и шаржи для «Журналь амюзан». Впрочем, и эти заказы были не очень надежны. С 1862 года Домье-сатирик, столь популярный во времена Июльской монархии, перестал нравиться публике. К этому времени относятся следующие горестные строки Бюрти:

«Домье сейчас в крайне стесненных обстоятельствах. У Жеффруа — дюжина рисунков Домье, которые он продает по пятьдесят франков (и даже по сорок, как показывает одно из писем Домье, хранящееся в семье Жоффруа-Дешома). Рисунки эти сделаны пером и слегка подкрашены. У Домье нет заказов ни на литографии, ни на гравюры. Газеты не хотят больше брать его работы. „Шаривари“ не возобновил с ним договора. „Монд иллюстре“ больше не хочет печатать его серии. „Его гравюры, — сказал мне Шанфлёри, — побуждали некоторых читателей отказываться от подписки“».

Свидетельство Бюрти подтверждает то самое место из письма Теодора Руссо, которое уже цитировалось выше: «Мы знаем от Сансье, что „Шаривари“ вновь пригласил Вас, и хорошо сделала».

Есть и другие свидетельства, которые позволяют нам установить точную дату ухода Домье из «Шаривари», а также узнать, что художник собирался иллюстрировать «Фарсалу» Лукиана и пьесы Аристофана. Вот что писал Бодлер в апреле 1860 года издателю Пуле-Маласси: «Помните о Домье! О свободном Домье, которого „Шаривари“ выставил за дверь в середине месяца, заплатив ему только за две недели вперед! Домье свободен, и у него нет другого занятия, кроме живописи. Подумайте о Фарсале и об Аристофане. Домье нужно подбодрить — завести, как заводят часы. А оба эти замысла возникли у него пятнадцать лет назад. Вот было бы большое и славное дело».

В том же 1860 году Бодлер, с необыкновенным участием относившийся к Домье, писал Луи Мартино:

«Меня глубоко огорчило, что та часть моей критической статьи, которая пронизана духом абсолютного восхищения нашим другом Домье, Вам не понравилась. Я долго изучал карикатуру. Если Вы опасаетесь (как я понял из Вашего краткого письма), что моя статья не может быть опубликована при режиме Наполеона III и Валевского I^{214} (при Фульде ее бы напечатали), то ее надо попросту снять».

Следовательно, вопреки утверждениям большинства биографов Домье, дело отнюдь не обстояло так, будто в период 1860–1863 годов он сам отложил в сторону карандаш журналиста, «чтобы отдаться своей склонности к чистому искусству». Лишившись постоянного заработка, который давала ему карикатура, художник был вынужден обратиться к живописи маслом и в особенности к акварели, чтобы заработать себе на хлеб. Эта версия, вне всякого сомнения, менее лестна, чем первая, да только кому не известно, что истина чаще всего унизительна и горька?

Этот период «чистого искусства», которому мы обязаны появлением стольких живописных работ Домье, был для художника, как о том свидетельствует Бюрти, периодом жестокой нужды.

Простодушный и застенчивый, лишенный, подобно большинству своих друзей, подобно добряку Коро, всяких деловых качеств, Домье совершенно не умел превращать свои картины в товар.

Альбер Вольф рассказывает по этому поводу забавный… и грустный случай: