— ...а в благодарность они мне всучили шапку такую... пеструю. И я в ней честно до осени проходил. Пытаясь слиться с местным населением. Правда, все равно как-то не очень вышло.
Эльфин, сидевший напротив, хмыкнул, оценив картинку.
Керидвен, вставшая опять что-то принести, подошла к Мирддину со спины и обняла. Мирддин как можно бесшумней выдохнул и постарался расслабить плечи. Ему не нравилось, когда Керидвен так делает, но он так и не смог объяснить ей, почему, а, когда он просил ее так не поступать, обижалась.
— Девочка-то хорошая? — спросила вдруг Керидвен.
Мирддин моргнул. Керидвен всегда умела какой-нибудь парой слов вогнать его в ступор. Он аккуратно положил вилку на стол.
— Я ничего не могу тебе ответить, потому что не понимаю, о чем ты спрашиваешь и какой ответ хочешь от меня услышать.
Керидвен не то засмеялась, не то всхлипнула, чмокнула сына в макушку, разжала объятия и села рядом, подперев щеку рукой.
Мирддин все-таки решил уточнить.
— «Хороший» по отношению к кому-либо — это какой?
— Не бери в голову, милый, — сказала Керидвен. Эльфин поднял взгляд от планшета.
«Хороший» чаще всего подразумевает «соответствующий представлениям говорящего о прекрасном и правильном», в данном конкретном случае — «проявляющий достаточную меру заботы». Поскольку, судя по аппетиту, наш сын находится в неплохой физической форме и, судя по ментограммам, в здравом уме и трезвой памяти, ответ следует дать утвердительный. Передай мне соль, пожалуйста.
Керидвен прищурилась и щелчком послала солонку по столу.
— Спасибо, — Эльфин взял ее не глядя и опять уткнулся в какой-то документ.
«Нелегко им было вместе по первости-то», — внезапно с кармартенским выговором подумал Мирддин.
Забавно, он только после пребывания у людей понял, насколько Авалон устроен для жизни.
Львиная доля всего времени в Срединных землях проходила в борьбе с энтропией. Все ветшало, разрушалось, изнашивалось, зарастало хламом и мусором. Само существование приходилось постоянно поддерживать.
С другой стороны... Жажды у людей не было. Судя по тому, что рассказывал Блейз, люди сталкивались с чем-то подобным только один раз — при смерти. Во всяком случае, большинство. Их общество строилось вокруг необходимости построить дом, обеспечить безопасность, добыть пропитание, вырастить потомство. Не вокруг неизбежности столкновения с Жаждой и ее преодоления.
Блейз был Предстоятелем для своей деревни, но Мирддин так и не понял, как это происходит.
Мирддин оглядел светлую, полупустую комнату — темные деревянные рамы, белые стены. Когда он жил здесь, он предпочитал пользоваться проектором, что-то постоянное на стенах ему мешало, и проекции можно было мгновенно свернуть. Это позволяло не объяснять, что на них. Объяснять Мирддин не любил.
Когда он уехал, все оставили, как было — и оно застыло, дожидаясь. Движение оставалось только в аквариуме.
Большая увесистая сфера покоилась на треножнике перед окном. Мирддин усмехнулся, вспоминая, как она появилась.
— Давайте заведем собаку! — сказала Керидвен. — Мирддин, хочешь собаку?
— Сколько живет собака? — спросил Мирддин.
— Ну... лет двадцать? — предположила Керидвен, слегка огорошенная таким вопросом.
— Значит, следующие двадцать лет мне надо будет планировать все свои действия с учетом интересов полностью зависимого от меня живого существа? — уточнил Мирддин. — Нет, спасибо.
Керидвен пошла к Эльфину.
— Я думаю, ребенку нужна собака, — заявила она. — Это будет ему полезно.
— А сам Мирддин что говорит? — поинтересовался Эльфин, не отрываясь от планшета.
— Мирддин не хочет. Но он просто не понимает...
Эльфин поднял взгляд от документов.
— Керидвен. Если хочешь собаку — то, конечно, заведи. Но не привязывай к этому Мирддина.
— Полезно учиться отвечать за живое существо!
Эльфин поднял брови:
— Ты считаешь, что он у нас... эээ... безответственный?
— Нет, — вынуждена была признать Керидвен. — Но надо уже учиться общаться не только с механизмами.
Эльфин пожал плечами:
— А почему нет?
— Потому что однажды он столкнется с тем, что не все можно просчитать и запрограммировать! И лучше бы ему к этому времени уже иметь представление о таких вещах!
Эльфин покачал головой.
— Если ты сейчас навяжешь ему собаку, он стиснет зубы и будет за ней ухаживать. Скорее всего, эффективно. И, конечно, научится с ней обращаться, но счастлив не будет. А ты же знаешь, — голос его сделался мягче, — что в конечном итоге идет в счет.
Мирддин провел то лето, моделируя с нуля механических стрекоз и пытаясь прописать им протокол, позволяющий не врезаться в стенки. В качестве побочного эффекта он получил запись разговора с чипа одной из них и просмотрел его со смешанными чувствами. Ну разумеется, он знал, что все нельзя запрограммировать. Именно поэтому стрекозы ему и нравились. Они были предсказуемы, с ними было просто, и они не были живые — значит, их можно было не бояться повредить по ошибке или по невниманию.