— Очень, — согласился Мирддин. Он сделал глоток и прислушался, как огненный шарик катится вниз по горлу. — Знаешь, я вспомнил заклинание. Не все, последнюю фразу. И, если честно, мне страшно. — Он покрутил кружку в руках. — Когда я был ветром, это было так... будто существует ровно одно, единственно правильное и единственно возможное действие. Заданный параметр. Как скорость света. Ты не можешь совершить ошибки, потому что свет не может двигаться с неправильной скоростью. Вода не может кипеть не при той температуре. Понимаешь, то, что произошло... это какая-то очень большая правда обо мне. Я не могу ее отрицать. Я ни о чем не жалею. Я искренне намеревался снять с этого... Рина голову и принести Керидвен в мешке. И не то, чтоб я рвался помнить это все деталях. Но вышло так, будто это даже не мое действие. Как если б он просто, не знаю... Прыгнул с обрыва и размозжил себе череп. — Он помолчал. — Я как-то сказал Блейзу, что не против быть орудием... Замысла. И даже не могу сказать, что мне не понравилось. Все было... правильно. Я и сейчас так думаю. Но... — Он передернул плечами и поморщился.
— Я понимаю, — сказал Эльфин. — Там, где есть только одно решение, нет свободы воли. Там, где у тебя нет выбора, ничего тебе не принадлежит. Знаешь, именно от этого я и пытался убежать. Когда выбрал Падение.
— Получилось?
Эльфин усмехнулся:
— Как видишь, не очень.
Келья выходила на восток, так что проснулся Мирддин рано. Утро было чрезвычайно солнечное — городок оправдывал свое название.
Эльфин сидел на окне в той же самой позе, как Мирддин оставил его вчера, и, кажется, дремал. Или, может быть, медитировал.
Мирддин протер глаза и прикинул план действий. План был таков:
а) умыться,
б) найти в этом городишке хоть кого-нибудь вменяемого и заставить его взять на себя город. Тогда локус, как любое образование на человеческой земле, раскроется, и эльфиновская «златая цепь» перестанет приковывать его к локусу по причине отсутствия последнего,
в) убраться домой, а местные пусть уже сами разбираются, как хотят.
Ничего похожего на водопровод в келье не наблюдалось. Видимо, его еще не изобрели.
Мирддин вздохнул, тихо вышел из комнаты и пошел искать что-нибудь похожее на умывальник.
В коридоре стояла тишина. В стене тянулся ряд одинаковых дверей. За одной из них кто-то мерил келью шагами — метался туда-сюда, замирал, вскакивал. Опять замирал. Мирддин хотел было пройти мимо, но потом постучал.
Дверь распахнулась. На пороге возник мальчишка — встрепанный и с красными глазами. Он оторопело воззрился на Мирддина.
— Т-ты, — с ненавистью выдавил Гвальхмаи.
— Я, — согласился Мирддин.
— Ты пришел убить меня? — выпалил он.
— Вообще-то я водички искал, — ответил Мирддин.
Келья у Гвальхмаи была совершенно такая же, как у Эльфина. Даже одеяло из шерсти такого же цвета. Очевидно, разнообразие Мэлгон не поощрял. На точно таком же грубо сколоченном столе стоял точно такой же глиняный кувшин. Только чашка была одна, а не две. Мирддин указал на нее:
— Можно?
Гвальхмаи ошарашенно кивнул. Видимо, в его представлении ужасные чудовища не должны были спросонья стучать в дверь с бытовыми вопросами.
— Спасибо, — вежливо сказал Мирддин.
Полкружки он выпил, а остаток плеснул себе в лицо. Пункт первый, хоть и с большой натяжкой, можно было считать выполненным. Мирддин пригладил вихры и перешел ко второму.
— Ты — Сын Солнца, так? — спросил он у Гвальхмаи.
— Да.
— Ты считаешься в городе сейчас вторым после, — «этого убожества, которое сидит сейчас этажом ниже и сходит с ума от злости». — Солнцеликого?
Гвальхмаи задумался. Мирддин прямо видел, как медленно, со скрежетом проворачиваются у него в голове шестеренки.
— Да, — наконец, сказал Гвальхмаи. — Остальных. Ты. Убил.
— Начнешь вламываться в чужие дома резать хозяевам пальцы — и тебя убьют, -пообещал Мирддин. — Профессиональный риск.
Вламывался, строго говоря, один Рин, но никакого чувства вины Мирддин не ощущал. Никто. Не. Приходит. В мой. Дом. И. Не. Трогает. Мою. Мать. Точка. Всем остальным не следовало подворачиваться под руку.
Усилием воли Мирддин расслабил челюсти. Речь сейчас шла не об этом.
— Ты должен взять на себя город. Иначе он развалится. Разрушится. Превратится в руины. В буквальном смысле.
— Нет.
— «Нет» — это «не хочу» или «не могу»?
— Не могу. Хотеть. Не хочу. Мочь.
Слова человек ронял медленно, проговаривая каждое перед этим про себя, но совершенно не сбиваясь на блюмканье. Быстро учится, подумал Мирддин.
— Тебе. Нужен. Твой. Отец. Тебе. Плевать. На нас.
— Да, — легко согласился Мирддин. — Я тут никому не сват, не брат и не нянька, и тащить вас из болота я не нанимался. Мне совершенно без разницы, если вся эта ваша башенка раскатится по камушку. И это не удивительно. А вот что удивительно — так то, что это все равно тебе.
Гвальхмаи сжал кулаки.
— Мне не все равно! — слова вырвались у него гладко и без запинки. — Город. Принадлежит. Солнцеликому. Когда. Этот. Эльфин. Умрет. Мы отстроим. Его. Заново.
Мирддин взбеленился. Он схватил мальчишку за шиворот и встряхнул как крысу.
— Ты жив еще только потому, что Эльфин за тебя заступился!