В 1901-м Риччи и Леви-Чивита показали, как физический феномен упругости можно свести к чисто геометрическому образу кривизны. Эта же идея свела к образу кривизны и электромагнитное поле, что помогло Райничу в 25-м нащупать связь между традиционно физическим образом электромагнетизма, выраженным уравнениями Максвелла, и геометрическим, выражающим зависимость между кривизной Риччи и скоростью ее изменения. Вспышка геометрического образа физики (да и Вселенной вообще), осветившая так ярко не только начало века, но и его продолжение, несмотря на незатухающие последующие комментарии, все же имела ограниченный эффект в смысле коллективизации этого образа: 20-й век остался веком корпускулярной физики и корпускулярного мышления вообще.
Напряженность, возникшая в прошедшем веке между корпускулярным и континуумальным образами физики, интересна прежде всего как очень выразительная иллюстрация инертности, а значит, массивности нашего мышления. Причем массивности - вполне феноменологически значимой, чтобы воспринимать ее не только в метафорическом смысле. А в первую очередь именно в физическом, то есть как постепенно выясняется, в геометрическом смысле. (Ведь если бы наше мышление, как его традиционно принято представлять, справедливо числилось бы бестелесной субстанцией, достаточно было бы одного подозрения об абсурдности бесконтактного взаимодействия двух тел, чтобы ком мгновенных умозаключений докатил нас до убеждения, что по крайней мере уж физика - это геометрия.)
Для того, чтобы официально зарегистрировать наше мышление в качестве космологического слоя, геометрически равноправного с остальной мировой реальностью, в сущности, не хватает малого: подходящей тетради для этой регистрации - включающей в себя возможность этой операции соответствующей всеобъемлющей космологии. В глаза, однако, бросается следующий факт: с тех пор, как физическая реальность представлена в нашем образе мира как поля, волны и соответствующей топологии пространства, мы подсознательно находимся в состоянии stand by по отношению к этой мегатеории.
Наш старый мир, лишенный обстоятельств, описываемых этими, и в общем-то, только этими физическими образами, конечно, не мог предложить нам аналогий, соответствующих идее вложенных друг в друга пространств. С тех пор, как эти обстоятельства наполнили нашу жизнь, ситуация изменилась: хотя и сейчас, как и раньше, эту идею невозможно нарисовать, но уже давно нетрудно представить - ведь именно так ведут себя в отношении друг друга, например, электромагнитные и гравитационные поля, а также радиосигналы различных частот. Такое представление далось нам легко - за счет нашего первоначального ученического легкомыслия относительно бестелесности полей а когда обнаружилось, что они все-таки вполне материальны, дело в отношении нашего воображения было уже сделано.
20-й век, как никакой другой, показал, что наше воображение - вещь, приручаемая витальными обстоятельствами, хотя и инертная. Потому что следующий инструментальный образ - образ кванта - дался нашему воображению труднее, чем идея взаимного вложения полей.
Квантовая гипотеза Планка состояла в том, что свет миру отпускается не непрерывно, а порциями. Это никак не согласовывалось с привычными представлениями о порядке вещей, но зато было обеспечено экспериментом, и гипотезу сразу пришлось принять как хорошо верифицированную, хотя и не интерпретированную убедительно. Так как излучение света правдиво свидетельствует о микроструктуре вещества, то квантовая идея вскорости была распространена на весь микромир, и пока не была интерпретирована волновым представлением в квантовой механике, носила почти сверхъестественный характер.
Наиболее расхожее заблуждение для этого жизненного периода квантовой идеи было связано с инерцией классических корпускулярных представлений и заключалось в квантовой дискретизации мира. Получалось, что главный геометрический недостаток классического физического мира, а именно, его корпускулярность, усиливался квантовой идеей до размеров кризиса физического разума.
Логически связной интерпретации квантовой идеи удалось достичь в середине 20-х, когда классическая бивалентная логика реальности была заменена логикой волновой функции вероятности, формализованной в уравнении Шредингера. С помощью этой функции, непредставимой в предметах корпускулярной реальности абстрактной математической величины - волны в многомерном конфигурационном пространстве, - физический мир был сшит в единое континуумальное целое, а процедура поиска его разрешенных состояний превратилась в процедуру поиска устойчивых, или, что то же самое, стабильных, или, что то же самое, наиболее вероятных состояний. Квантовая идея стала бесплатным физическим приложением к математическому образу волны вероятности.