Онтология взрыва

Поколение как уникальное и неповторимое геометрическое образование не может преодолеть инерцию своей экзистенциальной массы, поэтому каждая дежурная ревизия базовых файлов начинается новым поколением, подгоняющим новые инструментальные образы под новые, свои витальные обстоятельства. Это и есть эффект tabula rasa - частично зачищенного стартового листа. В своем геометрическом содержании то же самое есть и феномен "простака", оставшегося в стороне от действующих и вполне заполненных общественных отношений (!) внутри научных тусовок, а потому не вовлеченного в их жесткую иммобильную геометрию абстракций.

Так же, как в каждом новом способе мышления расправляют крылья образы, выращенные на территориях старого мышления если не как гадкие утята, то уж точно, не как главные наследники, так и новые поколения пользуютя абстракциями, свобода которых незаметно подготовлена предыдущими поколениями, правда, при этом не видевшим в них особенного онтологического содержания.

История знает бесчисленное количество примеров, когда новое поколение, повзрослев, начинает жить совсем не ту жизнь, к которой их холило и лелеяло поколение его родителей. Ну, например, могли ли думать верные сталинцы, что их дети, начав так, как было задумано - комсомольскими вожаками (было еще совсем

недавно такое смешное занятие), в один прекрасный момент станут все поголовно буржуями. Но с этим поколением еще все же как-то было проще - по крайней мере когда оно училось в школе, последняя твердо знала, чему его учить, и это хоть как-то ему пригодилось все-же, хотя и подверглось корректировке. Иное дело - сегодня. Сегодняшние родители и школа застыли в растерянности, чему учить своих детей, хотя и учат по старинке, как их учили - другого-то ничего не остается пока - это и есть смятение, о котором говорилось выше. Впрочем, как тому и положено быть, новое поколение, похоже, само постепенно нащупывает, чему и как ему учиться, и учится. Содержательная свобода, заложенная математикой 20-го века в образ пространства и его геометрических характеристик, была далека от исчерпания в созданной тем же веком онтологической модели Универсума (над которой больше всего поработала физика, и особенно - микрофизика). Потому триумф квантовомеханического формализма, достигнутый физикой 20-го века, не был сопровожден триумфом его наглядных интерпретаций.

Последнее не удивительно в силу сказанного об инерции базовых геометрических образов, соответствующих нашим теоретическим отношениям с миром. Методологический идеал единства формализации и интерпретации оказался далеким для микрофизики 20-го века потому, что она оказалась зоной вынужденного сосуществования довольно-таки неприкасаемых старых, корпускулярных образов и новых, труднодоступных континуумальных. Образ кванта до сих пор сопрягается с дискретностью, в то время как понятие дискретности глубоко противоестественно для континуумального мира. Это - по инерции наших обычаев, к которым мы привыкли, потому что они всегда были вполне удобны для нас. В этом случае мы уподобляемся островитянину Британу из "Цезаря и Клеопатры", который считал, что обычаи его острова суть законы природы.

Мир меняется, и в нем все менее возможно обходиться без новых обычаев и новых представлений. И вот мы в силу давления упрямых фактов вынуждены образ вещества заменить образом его вероятности, а бивалентный целочисленный образ реальности заменить фракционным. Мало того, еще и образ пространства, всегда обладавший абсолютной степенью независимости, мы должны поставить в зависимость от нового, вероятностного образа реальности. То есть вероятностную геометрию реальности мы должны вплести в наш новый обычай понимать пространство. Похоже, это единственный способ избавиться от логических парадоксов дискретности и бестраекторности квантовомеханического движения, сообщаемых нам корпускулярными рациональными идеалами-упрощениями, а именно - идеалом объективно значимого и идеалом целочисленной реальности (это поражает, но на это в свое время обратил внимание еще Зенон Элейский, придумавший знаменитые апории, - вот уж действительно глубоко смотрели эти древние греки, а мы, в сущности, только повторяем их).

Пространство фракционных вероятностей реальности логически защищено от разрывов непрерывности. Отношение к реальности чего-то как к вероятности застать это что-то в определенной точке обобщенного пространства избавляет нас от логических аберраций в нашем взгляде на мир, а значит, возвращает нам наше физическое зрение, способное интерпретировать то, что оно видит. (Что само по себе уже неплохая компенсация за смену обычаев, тем более, что новые обычаи не противоречат ничему, кроме нашей привычки).