— Простите. Признаю, я злоупотребил вашим вниманием. Один из вас парит слишком высоко, а второй плавает слишком глубоко!.. Из-за облаков любовь, должно быть, кажется чем-то незначительным, ведь высота делает все маленьким и размытым. А со дна морского — чем-то чудовищным, ведь толща воды искажает ее облик. Примите мои извинения. Но, поскольку все остальные здесь ходят по земле, позвольте мне объясниться в двух словах. Моя записная книжка — плод опыта, а не удовольствий. Не «Le Guide-Rose»[69] для сутенеров и не руководство к действию для зеленых юнцов. Тысяча проституток, которыми я обладал в физическом и эротическом смысле, обеспечила меня годным материалом для бесконечного числа аналитических и иных исследований. Благодаря им я могу в мгновение ока сообщить вам перечень рас, стран и мест нашей планеты, наиболее предрасположенных к проституции. Привести данные по возрасту первого полового акта, продолжительности работы проституткой и моменту разочарования жертв продажной любви. Предоставить статистику по медицинской стороне проблемы и ее этическим и социальным последствиям. Сообщить процентную долю каждого из побудительных факторов: бедности, низкой заработной платы, лени, дурного примера, жажды наживы и так далее. Резюмировать биологические причины: наследственность, врожденные заболевания и отклонения. Указать средний заработок торговцев живым товаром, сутенеров и проституток. Рассказать о различиях между буэнос-айресским и шанхайским коридорами. Изложить международные стандарты жизни блудниц. И даже перечислить предпочтения рынка, касающиеся кличек и псевдонимов.
— Послушайте, да вы просто гений!
— И вправду, удивительно!
— Я же говорил вам, что он может рассказать о годовых показателях мирового оборота лобковой вши!
Начальник службы жилищно-коммунального хозяйства уже не икал:
— Ну-ка, можете ли вы сказать мне, сколько Лулу, Тоск и Марго обитается в аргентинских борделях? Я не встречал еще ни одного без таких дамочек.
Оп Олооп уткнулся в свою книжечку. Он весь светился от удовольствия. Погруженность в работу наполняла его эйфорией и энергией, ограждая от любых забот. Его мысль в такие моменты достигала зенита. Было видно, что его рассудок находит в цифрах лучшего друга, а сознание во всем полагается на метод. В такие моменты весь мир для него исчезал. Даже любовь, нежеланный гость его внутреннего мирка!
Эта радость рассердила Эрика и Ивара. Они склонили головы друг к другу и принялись шушукаться, обмениваясь едкими замечаниями, размахивая руками и поблескивая глазами. Сутенер, на лету ловивший презрительное отношение к своей персоне, решил прервать их разговор. И с абсолютно невозмутимым видом произнес:
— Дорогой Оп Олооп, ваши соотечественники устали. Мне кажется разумным обратить на это ваше внимание. Иначе может выйти, что, пока вы сверяете свои данные, они просто уйдут.
Неприятная правда вызвала возмущенные возгласы:
— Не лезьте в чужие дела!
— Не судите поспешно!
— Я не лезу и не сужу, я утверждаю.
— Утверждаете что? Ну, говорите!
Короткая перепалка смутила статистика. Его оставило вдохновение, вызванное вопросом Слаттера, и радость от возможности продемонстрировать свои навыки. И, покинув самого себя, свесив руки вдоль туловища, он распластался на спинке стула. Его перекосившееся лицо словно сдалось на милость бушующего капитана:
— Ну, говорите!
Озадаченный Гастон даже не отшутился.
Повисла пауза, обычно предшествующая некоторым явлениям метеорологического или духовного свойства. Прострация, очищающая воздух от птиц, а душу — от суетных мыслей. Оцепенение, парализующее все возвышенные и низменные импульсы, бурление природы и людскую активность.
Сутенер, не поднимая глаз, погруженный внутрь себя, чувствовал на щеках ласку сердечных взглядов и когти недоброжелательных. Ему хотелось кричать, дать волю взвинченным нервам, высвободить душившую его ярость, но он не сделал этого. Ему хватило сил одолеть себя, подчинить бурю флегматичному характеру. Ему было стыдно за невысказанные слова. Он вдохнул. Вдохнул еще раз. И распростер свою душу над тяжелыми вздохами: