Опаленная юность

— Разговорчики! Не положено! — раздался сердитый голос. — Отдыхать надо, а не кошкам глаза завязывать!

— Командир идет, — шепнул Андрей. — А ты, Кузя, все-таки слезы вытри. Разве можно так смеяться — до слез?

Кузя посмотрел на товарища долгим грустным взглядом и, заикаясь, сказал:

— Уж очень мамку жаль. Старая она у меня, больная. Васька на Дальнем Востоке служит… одна она осталась…

Андрей попытался неуклюже обнять товарища, но тот обрел уже прежний тон:

— Ладно, ладно! Нежности телячьи… Иди спать и мне не мешай! Тоже герой — на войну идет, а рассопливился!

Усмехнувшись, Андрей взъерошил Кузины жесткие, как пакля, кудри и направился к своему месту.

Утром после завтрака строем направились в лагерь. Солнце ярко светило, в траве сновали кузнечики, ползали муравьи, шуршали ящерицы, гудели пчелы и шмели.

Ребята повеселели. От вчерашней хандры не осталось и следа.

Рота, бодро отбивая шаг, вошла в белевший стройными рядами палаток лагерь.

Здесь, на полянке, окруженные толпой добровольцев, трудились парикмахеры. Они необыкновенно быстро орудовали никелированными машинками, обстригая наголо головы клиентов.

Ребята попятились.

— А что, стричься обязательно? — спросил Андрей старшину.

— А ты думал как? Вот гляди — седьмой год служу. — И старшина провел ладонью по гладко выбритому сизому затылку.

— Не дам! — решительно сказал Бобров.

Его поддержал маленький Копалкин;

— Мы не за этим сюда шли!

— Эх, юнцы! — снисходительно пробасил старшина. — Знаете, что такое воинская дисциплина? А ну, шагом марш стричься!

— Не пойду! — упорствовал Бобров.

— Оставь, Валька! Раз надо — пойдем.

Андрей первым уселся в широкое кресло.

— Ай, какие волосы! — с татарским акцентом запел парикмахер, приглаживая волнистый чуб Андрея. — Даже жалко стричь!

Машинка, расчищая себе дорогу, заметалась по голове.

Каштановый витой чуб беспомощно свалился на землю — чужой, ненужный. Парикмахер толкнул ногой груду черных, каштановых, русых волос и весело крикнул:

— Готов! Следующий, пожалуйста!

Ребята собрались у палатки, посмотрели друг на друга и захохотали.

— Валька, ты на дыню похож, голова вся в шишках!

— Ты на себя посмотри, черт лопоухий!

— Андрей, держись бодрей, девчатам не показывайся: в обморок упадут!

Особенно смешным стал маленький Игорь. Спасаясь от града насмешек, он выскочил из палатки и едва не сбил с ног низкорослого паренька.

— Ты чего летишь сломя голову?

— А ты не вертись под ногами, мелкота! — заворчал паренек и вдруг воскликнул — Игорь!

— Кузя! Ну и разделали тебя!

Кузя вошел в палатку и огляделся.

— Вот это да! Вас, ребята, узнать нельзя!

— А ты кто такой? — нахмурился Бобров, — Мы тебя не знаем, проваливай!

Посмеявшись, присели на скамейку.

— А ведь я к вам по делу, — заторопился Кузя. — Сейчас, слышал, набирают людей в отдельную разведывательную роту. На особые задания… Пошли, а?

Ребята переглянулись.

Бобров и Андрей вскочили. Родин подтянул ремень, он носил его поверх пиджака.

— Пошли быстрей, — сказал Бобров, — а то мест не хватит.

Глава четвертая Переход

Добровольцы выстроились на утоптанной спортивной площадке. Вдоль шеренги ходил широкогрудый, плотный подполковник. Он внимательно, оценивающе приглядывался к людям, подолгу разговаривал с некоторыми, задавал вопросы. Кое-кому подполковник приказывал отойти в сторону — это, как выяснилось позже, были будущие разведчики. С чувством явного превосходства поглядывали они на остававшихся в строю товарищей.

Подполковник подошел к Боброву. Не говоря ни слова, он указал Боброву группу будущих разведчиков. Обрадованный, Валентин, печатая шаг, вышел из строя и едва не бегом бросился к тем, кто стоял в стороне.

— Вы какого года рождения? — обратился подполковник к Родину.

— Тысяча девятьсот двадцать третьего! — четко ответил Петя. — Мы все из одного класса, просим не отказать.

«Молодец! — подумал Андрей. — Здорово придумал. Он ведь дважды оставался на второй год, самый старший в классе, теперь подполковник подумает, что и мы…»

— Ну, ступай, — мягко проговорил командир, — и ты тоже.

Родин и Курганов подбежали к Боброву. Он стиснул их в объятиях:

— Живем, ребятки!

Андрей посмотрел на шеренгу. Подполковник о чем-то говорил с Кузнецовым, видимо отказывал ему. Кузя отчаянно жестикулировал. Донесся смех, подполковник махнул рукой, и взволнованный Кузнецов очутился среди друзей.

— Ф-фу… напугал! — задыхаясь от бега и волнения, сказал он. — Насилу уговорил… А Копалка, бедняга, погорел ростом не вышел.

Отбор подходил к концу, когда к ребятам-разведчикам наконец присоединился Копалкин.

— Игорь, друг, какими судьбами?

— Обманул я его, — радостно улыбнулся Копалкин: — снова зашел вперед и стал на фланге, а у парня одного кепку попросил, для маскировки, значит. Он и не узнал.

— Ловко!

Вскоре к отобранным разведчикам подошел старшина:

— Рота, равняйсь! Смирно!! Напра-во, шагом марш!

К вечеру следующего дня подразделение прибыло на вокзал. Гремел оркестр. Добровольцы выстроились на перроне. Возник короткий митинг. Говорил секретарь райкома партии, говорил командир отряда.