Опальные воеводы

— Ах ты, гад! — прохрипел другой пленник, силясь извернуться в сыромятных ремнях и плюнуть на предателя. Вырвался он из рук стражников и шагнул было к изменнику, но не устоял на обуглившихся ногах и рухнул лицом в костер.

Хотел было уже крымский хан в ту ночь бросить половину орды и бежать в Крым, потому что боялся Шереметева и ждал прихода новых русских полков, но обнадежил его рассказ малодушного воина. Узнал хан, что нет ещё никого у него за спиной, а у Большого людей меньше, чем один на семерых крымчаков, и решил сначала русских победить и пленить, за взятый свой кош и табуны отомстить, а уж потом домой идти. Потому приказал Девлет-Гирей ещё с ночи русских окружить, а утром избить их стрелами, по степи изгонять, оставшихся арканами повязать.

* * *

Но не исполнился этот злохитростный замысел. Не взошедшу ещё солнцу, садились русские воины на лихих коней, выезжали в Дикое поле биться с супостатами. Построился Большой полк «свиньей», а Передовой и Сторожевой полки вплотную за ним, поскакали прямо на ханский стан.

Стоял Девлет-Гирей от того места за пять верст, чтобы дать поле своим всадникам, где могли бы они Шереметева гонять и стрелами избить. Окружила русскую рать тьмочисленная орда, очернила небо стрелами, набегая со всех сторон.

Увидал знатный крымский военачальник, что не бросается Шереметев в погоню за его отрядами, не уклоняется с пути, скачет во всю мочь к ханскому лагерю. Тогда собрал крымчак в одну руку десять тысяч воинов, наступил жестоким и крепким боем русскому полку в тыл.

Но не оплошал воевода Сидоров, сам ударил на неприятеля и люто рубился с ним, пока не подоспели Шереметев с Басмановым, хотя сам был пробит копьём в бок. Заткнул воевода рану ватной варежкой и вновь в сечу кинулся. Крепко налегли русские ратоборцы на поганых, лучших их воинов вырубили, сбили с поля татарскую рать.

Увидал тут Шереметев, что сзади скачут на него неприятели во множестве, крепко ополчившиеся. Повернул он войско вновь к ханскому лагерю и с тем полком басурманским схватился грудь в грудь. Не устояли крымчаки: разрубил Шереметев их полк надвое, разбросал его крылья далёко по полю, доскакал до ханского стана почти за две версты.

Призадумался Девлет-Гирей со своими советниками — то ли им уходить к северу, чтобы вновь своим поле дать, то ли навалиться на Шереметева всею силою. И подумав, что с пушками и отрядом от конницы не уйти, а из Тулы могут нагрянуть сильные русские полки, решились защитить свой стан в свальном бою.

Пошатнулась земля под русским полком, поднялся над степью ветр неслыханный, закрылся окоём тёмной стеной всадников, испестрил ось небо сотнями цветных знамен, пошла главная татарская сила на Шереметева. Скрылось солнце за ливнем чёрных стрел, поклонилась степная трава от посвиста татарского, вздыбились русские кони, не желая нести всадников, повалились с седел воины, как градом побитые, усеялся телами православных путь полка.

Встал на стременах воевода Иван Васильевич и воскричал громовым голосом:

— Где тут подлый пёс беззаконный хан! Хочу кровь пролить убийцы малых детушек! Время мстить за поруганных! Даёшь злодея на саблю!

Содрогнулись от гнева русские воины, теснее сомкнулось малое воинство, единым сердцем закричало:

— Даёшь!!!

Прянул полк в басурманское сонмище, как стрела в волну. Закружилась по полю, застонала вся большая орда, пошел по ней вопль и треск. Был главный ханский полк как огромный лес. Пришли в тот лес семь тысяч молодцов-дровосеков, поплевали на ладони, стали сечь под корень столетние пугала — богатуров-мурз с родами их, дикую поросль не жалеючи. Зашлось сердце в Крыму у матерей, жён и невест, отливаются разбойникам вековые слёзы.

Не жалеют себя русские бойцы, грудью идут на сабли острые, желая или жить честно, или умереть славно. Скачет посреди войска Георгий Победоносец на знамени, а впереди под малиновым стягом пробивает бойцам дорогу мужественный крепкий воевода Иван Васильевич.

Завыли басурманы, видя на себя столь тяжёлое наступление, послали к хану гонцов.

* * *

Прискакали к Девлет-Гирею знатные мурзы, пали на землю пред ханским конем.

— Напали ли вы на урусов, храбрые мурзы? — спрашивает Девлет-Гирей.

— Уж и не знаем, — отвечают, — кто на кого напал. Крепко бьётся Большой Иван, хочет наш крымский корень совсем извести!

Разгневался люто Девлет-Гирей, стал своих мурз конем топтать и ногайкой бить.

— Идите, — закричал, — назад, окружите московский полк, со всех сторон крепко стисните и несите скорей мне голову Шереметева! А не то я вас всех собакам скормлю!

Ускакали мурзы, а через час или мало более к хану возвратилися, пали на землю перед ханским конем, запросили помощи.

— Окружили ли вы, как я сказал, московский полк? — спрашивает в гневе Девлет-Гирей.

— Окружили, великий хан!

— Стиснули урусов со всех сторон?

— Стиснули! Да только бьёт нас насмерть Иван Большой, как Азраил, ходит по нашим рядам, и знамена наши — листья на осеннем ветру! Дай нам подмогу, пресветлый хан!