Опасайся взгляда Царицы Змей

– Возможно, существуют так называемые «хранители», – предположил Горский. – Люди, которые служат неким передаточным звеном. Они просто ждут того, кому следует передать определенный предмет.

– А зачем?

– Непонятно, – вынужден был признать Сиур. – Особенно если взять во внимание, что те, кому они эти предметы передают, понятия не имеют, что с ними дальше делать. Я просто балдею, парни, от этого всего! Ясно только одно: «Черные» серьезно заинтересованы в Горском. Сначала они хотели заполучить медальон. По каким-то причинам им это не удалось, и они изменили план. Недаром же Ерофеев приходил в кафе и оставил Сергею французский адрес?

– Думаешь, такой адрес существует на самом деле?

– Нужно проверить…

– «Черные» представляют собой силу, которой трудно противостоять. Но делать что-то надо. Не превращаться же в овечек, покорно идущих на заклание?

– В первую очередь, защитить своих женщин и собственную жизнь…

– Что это за игра, каковы ее правила и кто ее затеял? – недоумевал Горский.

Впрочем, было понятно, что вопрос риторический…

– У вещей, на которых изображен Знак, есть предназначение, которое предстоит выяснить, – добавил он. – На сегодняшний день у нас есть единственный шанс что-то прояснить: адрес во Франции, который дал Ерофеев. Это ниточка. Упустить такую возможность никак нельзя. Значит, мне нужно собираться во Францию…

Эпилог

…Истина и бесстрашие всегда были направляющими силами мудрых. Боги когда-то походили на нас. Но придет время, когда смертные станут Богами. И потому, дети мои, да пребудет Сила с вами, чтобы вы могли дойти туда, откуда начали свой путь…

– Куда, бабушка? – спросила Лида и проснулась.

Ей опять снилась баба Марфа. Только во сне она была совсем не такая, как в жизни. Красивая и страшная, в блестящей одежде. Может, это сама Царица Змей явилась из прозрачных и прохладных вод? Говорила странные слова… ворожила… окутывала зеленым туманом… смертельной истомой…

Лида взглянула на спящего Сергея и улыбнулась. На его груди сверкал в утренних лучах флорентийский медальон…

Ночь любви, горячая и долгая, полная вздохов и тихого шепота, сменилась глубоким сладостным сном. В лесном доме сон всегда особый…

Лида и Сергей затопили печь в комнате, где Марфа сушила травы. Запахи чабреца, полыни и мяты кружили голову… словно благоухающая жасмином тьма в роскошных садах Флоренции… Что-то еще было в этом предутреннем сновидении: низкие своды комнаты, тусклый узор на стенах… две серебряных чаши… запах лилий…

Лида встала, босиком подошла к окну и отодвинула занавеску.

Над лесом стояло морозное небо цвета лунного камня, снежная пыль вспыхивала в лучах восходящего солнца. Белое безмолвие сковало еловую чащу, синюю и неподвижную, как ряды заколдованных витязей в остроконечных шлемах…

Сергею снился неведомый рыцарский орден, знак Розы на огромном щите, длинный сверкающий меч, стремительный путь во мраке, высокие соборы, гулкие мосты через мрачные реки… торжественное вращение планет в темных безднах…

Он блуждал в своих снах, как маленький мальчик в непроходимом лесу, искал тропинку, которая приведет его к дому, где светится родное окно и ждет женщина, глядя в зеркало и расчесывая волосы…

«Сергей скоро уезжает во Францию, – подумала Лида. – Ничего. Он вернется. Он обещал!»

Она отказалась ехать в Москву и ждать его там. Она останется здесь, с бабой Надей, дедом Ильей и Иваном. Здесь она чувствует себя в безопасности.

Элина тоже осталась. Она проводила Таисию Матвеевну и долго стояла на перроне, глядя вслед уходящему поезду.

Слез не было, а было ощущение новой жизни на новом месте, которая началась не тогда, когда Иван привел ее в лесной дом, а только сейчас, когда она вновь обрела себя. Эта новая жизнь так много ей сулила, что она не пожелала взять с собой из прошлого ничего, даже любви Алеши. Пусть живет с женой и будет счастлив без раскаяния. Она отпускает его, навсегда. Пусть он идет по жизни легко, храня в своем сердце только запах яблок в том саду, где они впервые поцеловались…

Вадим решил остаться еще на пару дней в Харькове, привести в порядок могилу брата. Ну и, конечно, побыть с Евлалией.

В сумраке опустевших вечерних улиц ему чудилось, что рядом стучат каблучки Евлалии. Она держит его под руку в мокрой от снега шубке и красивой шляпке, из-под которой выбиваются непослушные черные пряди. Евлалия смеется, и губы ее блестят в неверном свете газовых фонарей. Она достает из муфты изящную руку в лайковой перчатке… и он целует эту перчатку, чувствуя себя по-мальчишески счастливым. С черного неба падает снег, сверкая на ее ресницах…

О, если бы он мог вернуть ее! Пусть даже ценой собственной жизни! Он бы продал свою душу, как доктор Фауст, чтобы только провести с Евлалией ночь. Одну только ночь! Проклятый Азарий Ерофеев называл себя дьяволом. Вдруг он мог бы помочь?..