Ганс появлялся у них редко. Прежних бесед по вечерам тоже не было. Марихен куда-то исчезала — очевидно, встречалась со своим женихом. Кречмер в таких случаях то и дело смотрел на часы, а когда она приходила, начинал допытываться у нее, где она была, будто не знал, что дочь собирается выходить замуж.
Когда Ганс снова зашел за Кречмером и тот сказал, что ему не хочется идти в Зальцберг, Ганс заявил, что будет ходить один. А что ему оставалось делать?
— Хорошо, ходи один! У меня теперь другие заботы. За девчонкой надо смотреть: она прямо как не в себе. Матери не хватает, ох как не хватает матери!
— Нечего за нее бояться, Марихен — хорошая девушка. Не знаю, почему ты так ее блюдешь, ведь она же все равно выйдет замуж за этого парня. Будь благоразумен, Йозеф. Вспомни, как сам был молодым!
— Пока что она не вышла замуж. Вдруг они поссорятся и разойдутся, а Марихен будет уже не девушкой, что тогда?
— Значит, ты ей не веришь?
— Я не позволю ей шляться по ночам.
— Она может все вечера напролет сидеть дома, и все равно ты за ней не уследишь.
В Зальцберге для контрабандистов были приготовлены ящики с деталями для фотоаппаратов. Их надо было срочно доставить владельцу предприятия по производству фотоаппаратов в Румбурке. Кубичек страшно разозлился, узнав, что Кречмер не хочет больше ходить через границу, но быстро нашел выход.
— Я дам вам в помощники Германа, — предложил он Гансу. — Это ловкий молодой человек, готов на все, лишь бы платили.
— Герман — орднер из шайки Зеемана и носит пушку в кармане. Хвалился ею однажды в трактире. Это его вы собираетесь дать мне в помощники?
— Нет, связываться с такими ребятами я не хочу, — сказал Кубичек. — Я не воюю, а торгую. Тогда лучше ходите один. Посмотрим, как у вас будет получаться. Думаю, что скоро Кречмеру надоест сидеть дома и он вернется на границу, — добавил коммерсант.
— Если вам нужно побыстрее перенести товар, я могу ходить и днем.
— Надорветесь, Ганс.
— Ничего, как-нибудь осилю.
— Учтите, это не коробки с сахарином.
— Ладно, посмотрим.
В тот же день он отправился в Зальцберг, даже не стал ждать ночи. Он брел по лесу, размышляя о том, как в Зальцберге зайдет посидеть в пивной. У самой границы он столкнулся с Карбаном.
— Куда это вы направились, пан Гессе?
— Иду в Зальцберг пивка попить. Вы пили там когда-нибудь пиво у Сейдла? Холодное как лед. И хотите верьте, хотите нет, иногда у него бывает пльзеньское.
— Я охотно верю вам. А где же вы оставили Кречмера? Или он не пьет пива? И даже пльзеньское ему не по вкусу? — донимал старший таможенник вопросами контрабандиста.
— Да Кречмер прямо с ума сошел: все готовит приданое для дочери.
— Давайте сядем и поговорим, — предложил Карбан.— Все равно у вас еще есть время, ведь возвращаться вы будете ночью, чтобы вас было не слишком заметно. И выпить несколько кружек пива перед обратной дорогой вы тоже успеете.
Старший таможенник предложил контрабандисту сигарету. Он знал, что тот курит трубку, но и от сигарет не отказывается. Ганс взял сразу две. Одну он закурил, а другую заложил за ухо. Они сели на мох и с минуту курили молча.
— Да, не хочется Йозефу идти в лес, — вздохнул Ганс.
— А вы не боитесь ходить один?
— Мне и черт не страшен, даже если на нем будет форма таможенника, — усмехнулся Ганс.
Неподалеку на дереве сидела иволга и методично ударяла клювом в подточенный червями ствол. Ганс снял фуражку, вытер вспотевший лоб большим красным платком:
— Здорово припекает сегодня, не правда ли?
Карбан глубоко задумался и не отреагировал на замечание контрабандиста.
— Вот так-то, — произнес он спустя минуту, решив начать разговор с другого конца. — Молодые женятся, а мы стареем. А потом придет однажды костлявая и скажет: «Пойдемте, мужички, прошло ваше время, свечка ваша догорела».
Ганс не отвечал. Он делал глубокие затяжки, и его сигарета быстро уменьшалась.
— Меня костлявая еще подождет, — усмехнулся он.
— Одинокий человек стареет быстро.
— Это так, тут вы нравы.
— И все-таки вы больше не женитесь? — спросил Карбан.
Ганс ничего не ответил. Он молчал,, сосредоточенно глядя в молодые заросли, как будто там надеялся найти ответ на вопрос, который сам себе задавал довольно часто. Докурив сигарету почти до конца, он растер каблуком едва видимый окурок. Солнце клонилось к западу. Оно проникало в лес длинными лучами, и создавалось впечатление, что на -кроны лиственных деревьев набросили темную вуаль. На полянах еще припекало, но, по мере того как удлинялись тени, становилось прохладнее.
— Скорее всего, нет, пан начальник, — заговорил Ганс после продолжительного молчания, будто все это время обдумывал свой ответ. — Такую женщину, которая бы мне понравилась, я уже, наверное, не найду.
— Вы правы. Мучиться с кем-то, только чтобы не быть одному...