Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Американцы печально знамениты своей неосведомленностью об эволюции. Проведенный недавно (июнь 1993 года) Институтом Гэллапа опрос показал, что 47% взрослых американцев верит, будто вид Homo sapiens сотворен Богом менее десяти тысяч лет назад. Но любыми своими знаниями об эволюции Америка, вероятно, обязана, прежде всего, Гулду. В битве вокруг преподавания «креационизма» в школах он стал ключевым свидетелем защиты эволюции в судах, до сих пор терзающих американское образование. В течение двадцати лет его ежемесячная колонка в Natural History, «Воззрение на жизнь», снабжала биологов, как профессионалов, так и любителей, непрерывным потоком захватывающих идей, удивительных фактов и своевременных поправок к сложившимся у них идеям. Помимо сборников очерков («Со времен Дарвина»403, «Большой палец панды»404, «Куриные зубы и лошадиные пальцы»405, «Улыбка фламинго»406, «Браво, бронтозавр»407 и «Восемь поросят»408) и научных публикаций об улитках и палеонтологии, он написал большую теоретическую работу, «Онтогенез и филогенез»409; атаковал тесты IQ («Не тою мерой мерите»410); по-новому интерпретировал окаменелости сланцев Бёрджеса в книге («Удивительная жизнь»411) и опубликовал множество других статей на всевозможные темы от Баха до бейсбола, от природы времени до компромиссов «Парка Юрского периода». Большинство его произведений просто великолепно: удивительно эрудированный, он – образец ученого, который (как однажды сказал мой учитель физики) понимает, что если естественными науками занимаются должным образом, то они входят в круг наук гуманитарных.

Название ежемесячной колонки Гулда заимствовано у Дарвина – из последнего предложения «Происхождения видов».

Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм412.

Любой настолько плодовитый и энергичный автор, как Гулд, несомненно, будет движим чем-то помимо простого желания просвещать и восхищать своих собратьев, рассказывая им о дарвиновском мировоззрении. Строго говоря, у Гулда таких стимулов несколько. Он отважно боролся против предрассудков и, в частности, против дискредитации научных исследований (и посягательств на престиж науки) теми, кто наряжает свои политические идеологии во внушающую трепет мантию академической респектабельности. Важно понимать, что дарвинизм всегда обладал несчастливым свойством привлекать самых непрошеных поклонников – демагогов, психопатов, мизантропов и других типов, злоупотребляющих опасной идеей Дарвина. Гулд десятки раз без прикрас пересказывал эту печальную историю: о сторонниках социального дарвинизма, об отвратительных расистах и, что особенно страшно, о тех, в общем-то, хороших людях, которым заморочила головы (можно сказать, соблазнила и покинула) та или иная дарвинистская сирена. Неподготовленному человеку очень легко связаться с какой-нибудь дурно понятой версией дарвинистского мышления, и большая часть трудов Гулда была посвящена защите его героя от подобных посягательств.

По иронии истории его собственные энергичные попытки защитить дарвинизм подчас имели обратный эффект. Гулд защищал свой собственный вариант дарвинизма, но яростно противостоял тому, что называл «ультрадарвинизмом» или «гипердарвинизмом». В чем состоит различие? По мнению Гулда, изложенный мною бескомпромиссный дарвинизм, не допускающий никаких небесных крючьев, – гипердарвинизм – это экстремистское мировоззрение, которое следует опровергнуть. Поскольку, как я уже сказал, на деле это – вполне ортодоксальный неодарвинизм, атаки Гулда приняли форму призывов к революции. Раз за разом Гулд со своей трибуны провозглашает толпам восхищенных слушателей, что неодарвинизм мертв и что его место заняло новое революционное мировоззрение – все еще дарвинистское, но ниспровергающее традиционные представления. Это не так. Как сказал Саймон Конвей Моррис, один из героев «Удивительной жизни» Гулда: «Его взгляды существенно потрясли устоявшиеся ортодоксальные представления, несмотря на то что теперь, когда пыль оседает, здание эволюционной теории все еще кажется не слишком изменившимся»413.