Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Этот вывод не следует из посылок. Если разум (в противоположность утверждению Пенроуза) является алгоритмом, то, конечно же, этот алгоритм не может опознаваться или быть доступным тем, чьи разумы он создает. Пользуясь словами Пенроуза, он непознаваем. Как продукт процесса биологического конструирования (как на генетическом, так и на индивидуальном уровне) это почти наверняка один из тех алгоритмов, которые расположены в том или ином месте Чрезвычайно обширного пространства интересных алгоритмов, полных опечаток и «багов», но достаточно надежных, чтобы вы могли (покамест) ручаться за них головой. Пенроуз считает эту возможность «надуманной», но если это его единственное возражение, то он пока что недостаточно близко знаком с лучшими из версий «сильного искусственного интеллекта».

3. Призрачный квантово-гравитационный компьютер: уроки из Лапландии

Я являюсь убежденным сторонником (теории) естественного отбора. Но я не понимаю, как естественный отбор сам по себе мог привести к рождению алгоритмов, позволяющих делать осознанные выводы касательно правомерности применения всех прочих алгоритмов, которыми мы должны, по идее, пользоваться.

Роджер Пенроуз

778

Не думаю, что мозг возник дарвиновским путем. На самом деле это можно опровергнуть. Простые механизмы не могут создать мозг. Думаю, основные элементы, из которых построена Вселенная, просты. Жизненная сила – примитивный элемент Вселенной и подчиняется определенным законам действия. Эти законы не просты и не механистичны.

Курт Гёдель

779

Когда Пенроуз настаивает, что мозг – это не машина Тьюринга, важно понимать, что именно он не говорит. Он не делает очевидное (и очевидно не относящееся к делу) заявление, что мозг не был эффективно смоделирован с помощью первоначального вымышленного прибора Тьюринга: крошечного устройства, установленного поверх бумажной ленты и проверяющего один квадратик ленты за раз. Никто никогда иначе и не думал. Сказанное им также не является всего лишь утверждением, что мозг – не компьютер последовательного действия, «машина фон Неймана», а скорее компьютер в высшей степени параллельного действия. И он не ограничивается всего лишь заявлением, что мозг, запуская свои алгоритмы, использует случайность и псевдослучайность. Он указывает (хотя не все это замечают), что алгоритмы, допускающие значительные дозы случайности, продолжают оставаться алгоритмами в сфере действия искусственного интеллекта, и все еще подпадают под ограничения, налагаемые теоремой Гёделя на все машины Тьюринга любого размера и формы780.

Более того, вслед за рецензентами его книги, Пенроуз теперь соглашается, что эвристические программы – тоже алгоритмы, и допускает, что, если он хочет доказать невозможность искусственного интеллекта, ему нужно признать их поразительную способность если не совершенным, то хотя бы впечатляющим образом находить арифметические и любые иные истины. Он предлагает следующее пояснение: любой компьютер, работающий во взаимодействии с внешним окружением, будет алгоритмическим компьютером, если само внешнее окружение является полностью алгоритмизированным. (Если бы небесные крючья росли, как поганки, – или, точнее, как взгромоздившиеся на поганки оракулы, – и компьютер получал помощь благодаря тому, что время от времени обращался бы к этим небесным крючьям, тогда то, что он делал бы, не было бы алгоритмом.)