Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Только теория с логической структурой теории Дарвина может объяснить, как возможно существование созданных в соответствии с замыслом вещей, поскольку любой другой вид объяснения приведет либо к кругу в рассуждении, либо к бесконечному регрессу87. В предшествующей парадигме, парадигме Локка, где первое место отведено Разуму, действует принцип, согласно которому для создания интеллекта потребен Интеллект. Нашим предкам, творцам артефактов, начиная с Homo habilis, человека «умелого», от которого произошел Homo sapiens, человек «разумный», такая идея всегда должна была представляться самоочевидной. Никто никогда не видел, чтобы пика лепила охотника из неорганизованного вещества. Как утверждает поговорка: «Рыбак рыбака видит издалека», – но еще убедительнее представляется утверждение: «Нужен умелый рыбак, чтобы научить рыбака-недоучку». Однако, как заметил Юм, здесь немедленно встает неудобный вопрос: Если Бог сотворил и замыслил все эти восхитительные вещи, то кто сотворил Бога? Супер-Бог? А кто сотворил его? Верховный Супер-Бог? Или Бог сотворил себя сам? Было ли это сложно? Потребовало ли это времени? Не спрашивайте! Что ж, тогда мы вместо этого можем спросить, улучшится ли наше положение, если мы просто согласимся с существованием тайны, вместо того чтобы прямо отвергнуть принцип, согласно которому источником интеллекта (или замысла) должен быть Интеллект. Дарвин предложил объяснительную стратегию, которая отдает должное догадке Пейли: в создание часов следует вложить усилия, и эти усилия не даются даром.

Какое количество замысла заключает в себе предмет? Еще никто не предложил системы исчисления замысла, которая соответствовала бы всем нашим потребностям. В рамках нескольких дисциплин идут теоретические работы, затрагивающие этот интересный вопрос88, и в главе 6 мы рассмотрим естественную метрическую систему, которая позволяет аккуратно решать конкретные задачи, но сейчас у нас есть мощная интуиция относительно различных количеств замысла. Автомобили содержат больше замысла, чем велосипеды, акулы – больше, чем амебы, и даже в коротком стихотворении его больше, чем в знаке «По газону не ходить!». (Слышу, как читатель-скептик говорит: «Вау! Притормози! Предполагается, что с этим никто не будет спорить?» Никоим образом. В своем месте я попытаюсь обосновать эти заявления, но пока что хочу привлечь ваше внимание к некоторым знакомым – хотя и, надо признать, ненадежным – интуициям и исходить из них.)

Патентное право, в том числе и авторское право, позволяет нам подойти к вопросу с прагматических позиций. Насколько новаторским должен быть замысел, чтобы появились основания для выдачи патента? Сколь многое конструктор может позаимствовать у других, не выплачивая компенсаций и не увеличивая число соавторов? Это – скользкие материи, и ответы на подобные вопросы по необходимости оказываются весьма произвольными: но они превращают в закон то, что в противном случае стало бы предметом бесконечных споров. Бремя доказательства в таких спорах фиксируется нашим интуитивным ощущением того, в каком случае количество замысла слишком велико, чтобы быть всего лишь совпадением. Наши интуиции здесь очень сильны и – обещаю, что покажу это, – верны. Предположим, автора обвинили в плагиате, и доказательство состоит в, скажем, единственном абзаце, практически идентичном абзацу из предполагаемого источника. Может ли это быть всего лишь совпадением? Это ключевым образом зависит от того, насколько тривиален и шаблонен этот абзац, но большинство фрагментов текста такого объема достаточно «оригинальны» (мы скоро покажем, в чем именно), так что представляется весьма маловероятным, чтобы два человека написали одно и то же независимо друг от друга. Никакие здравомыслящие присяжные не потребуют, чтобы, доказывая факт плагиата, прокурор в точности перечислил причины и следствия, приведшие к предполагаемому копированию текста. Очевидно, что именно на обвиняемого ложится бремя доказательства того, что его работа была независимой, а не воспроизведением уже написанного.

То же бремя доказательства ложится на обвиняемого в промышленном шпионаже: новая линия его продукции подозрительно напоминает продукцию истца; является ли это простым случаем параллельной эволюции замысла? Единственный возможный способ доказать свою невиновность в подобном случае – представить убедительные доказательства того, что обвиняемый и в самом деле проделал необходимую проектно-конструкторскую работу (это могут быть старые чертежи, наброски, прототипы и экспериментальные модели, докладные записки о возникших проблемах и пр.). В отсутствие подобных доказательств, а также в отсутствие каких-либо физических свидетельств того, что вы занимались шпионажем, вас осудят – и поделом! Значительные совпадения подобного масштаба попросту невозможны.