Опасная игра

— Скорее, я спасла свои деньги, — ответила она. — Ты ведь их украл у меня, Мэтью Маккриди, или, что то же самое, взял их без спроса.

— А если бы я спросил, ты разве дала бы мне взаймы?

— Разумеется, нет, — выпалила она. — Это все, что у меня оставалось и что не давало мне умереть с голоду. А ты взял и украл их.

— «Я закончила, господа присяжные заседатели».

— Извини, не поняла.

— Скажи, ты с самого рождения такая норовистая, или в твоей жизни был какой-то ужасный случай, сделавший тебя такой?

— Ну, знаешь, тебе не удастся свалить с больной головы на здоровую. У меня есть все основания злиться на тебя, и ты это прекрасно знаешь. Я ведь, кажется, ничего у тебя не украла. Все было как раз наоборот.

Он вдруг резко остановился и, запустив руку в карман пиджака, вынул толстую пачку денег. Небо тем временем стало светлее, розовые оттенки уступили место голубым. Он начал пересчитывать свой выигрыш:

— Двести тридцать… двести тридцать один… двести тридцать два… двести тридцать три. Неплохо для каких-нибудь двух часов работы, не правда ли?

Воззрившись на деньги, она спросила:

— Неужели здесь двести тридцать три доллара?

— Да. — Затем он отсчитал половину и протянул ей: — Держи — будешь должна мне пятьдесят центов.

— Что, что?

— Здесь сто семнадцать долларов. Это твоя доля. Согласись: половина выигрыша — неплохая прибыль для вложенной тобой суммы, не правда ли?

— А знаешь, должно быть, сто сорок шесть.

Его черная бровь взметнулась вверх:

— То есть как это?

— Ты начал играть, имея мои пятьдесят девять долларов, верно?

— Ну, допустим.

— И если ты мне их вернешь, останется сто семьдесят четыре, так?

— У меня нет с собой ручки и бумаги.

— А они мне и не нужны. Так вот, на мою долю приходится половина этого выигрыша, а это составляет… — она прикинула цифру в голове… — восемьдесят семь долларов. То есть ты должен мне сверх моих пятидесяти девяти долларов еще восемьдесят семь. А поскольку ты мне уже дал сто семнадцать, с тебя, я думаю, причитается еще двадцать девять долларов.

Он долго и молча на нее смотрел, а затем тщательно отделил от своих денег десятку и двадцатку.

— Ладно, но теперь ты должна мне уже один доллар.

— Благодарю.

— Ты чересчур жесткая женщина, Верена. Иначе ты сообразила бы, что как раз ты мне должна, а не я тебе, за то, что мне пришлось блефовать там, в салуне. Покер, знаешь ли, — это не только карты; это нечто гораздо большее.

— А во сколько ты оцениваешь свою жизнь? — парировала она его выпад и, мило улыбнувшись, добавила: — Надеюсь, больше, чем в двадцать девять долларов?

На это ему, это уж точно, нечего было сказать.

— Знаешь, а ты не имел права брать эти деньги, — продолжала она. — Никакого права. А если бы оказалось, что у него все-таки есть эти пятьдесят долларов?

— Но их же не было.

— В таком случае он был прав? Ты его обманул, так как знал, что у него нет денег на ставку?

— Он мог бы их занять, если бы был уверен в своих картах. Я ведь занял.

— А что, если бы у него все-таки оказались деньги? — продолжала допытываться она. — Что бы ты тогда делал?

— Ты совсем не понимаешь этой игры.

— Ну ладно, скажи мне: если ты всегда выигрываешь, зачем тебе понадобились мои пятьдесят девять долларов? Что скажешь на это?

— Меня ограбили. — И, подняв руку, он показал ей дыру от пули в рукаве. — Посмотри — он испортил мне такой отличный пиджак.

— Тебя ограбили? — отозвалась она слабым эхом, — Да, когда я вчера шел назад. Должно быть, кто-то увидел, сколько я выиграл, ну и решил проводить меня.

— Почему же ты ничего не сказал мне раньше, когда мы… — Она почувствовала, как ненавистная краска заливает ее лицо, и смущенно проговорила: — Когда мы были в твоей комнате.

— Мои мысли были заняты в тот момент кое-чем другим, — произнес он мягко, но, видя, как на ее лице появилось чувство вины, сжалился над ней и добавил: — Ну, скажем, тем, как спасти твою жизнь. И если уж на то пошло, я думаю, ты мне все-таки должна возвратить эти тридцать долларов.

— Ты забываешь про поезд, — напомнила ему она. — И если уж на то пошло, это ты мне должен заплатить за платье как минимум десять долларов.

— Черт возьми, Верена, с тобой не поторгуешься!

Но он улыбнулся, и от этого теплого взгляда у нее по спине побежали мурашки. Чувствуя, как память о его поцелуях заполняет волнами все ее существо, она поспешно отвернула от него лицо. Она не должна ему показывать, как хорошо помнит эти мгновения.

— Что ж, ты ведь знаешь, как говорят в таких случаях о деньгах и дружбе, — сказала она.

— Представления не имею.

— Ну, например: хочешь потерять друга — займи ему деньги.

— А как насчет поговорки о том, что ради друга снимешь с себя и последнюю рубашку? — тут же нашелся он.

— У меня не найдется для этого последней рубашки. Я всего лишь школьная учительница и даже в лучшие времена едва свожу концы с концами. А до Сан-Анджело, а потом назад в Филадельфию предстоит еще долгий путь, и дай бог, чтобы мне хватило этих ста сорока шести долларов.