Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

Таковы обычные выпускники системы военно-патриотического ­воспитания по рецепту нацистской пропаганды. Но плох и бесполезен (в роли качественного пушечного мяса) тот рядовой, который не стремится стать маршалом. И с самого начала войны Геббельс искал на по­требу массового сознания «героя для подражания», желательно выходца из народа. Самой большой удачей в настойчивых поисках министра пропаганды стал образ фельдмаршала Эрвина Роммеля. Сравнительно молодой, он не принадлежал к родовой аристократии и клике генералов кайзеровской формации. «После впечатляющих побед Роммеля во Франции Геббельс начал методично раздувать его известность до сияющего ореола славы. Партийные ораторы вдруг обнаружили, что Роммель — старый член НСДАП и член СС и что он был знаком с Гитлером еще в пору зарождения нацистского движения. Ни один из этих фактов не соответствовал действительности, и, тем не менее, они стали основой для популярности Роммеля. Снова и снова военные корреспонденты описывали его как генерала, который сражается на передовой бок о бок со своими солдатами, совершенно не заботясь о личной безопасности... Для Геббельса успехи африканского корпуса стали долгожданным событием, поскольку отвлекали от сражений на просторах России» (21).

Отвлекать действительно понадобилось. Упорный русский противник оказал вермахту сопротивление, доселе невиданное им на Западе, Севере и Юге. Меры по скрытию всей правды о Восточном фронте тесно переплетались с поддержанием в глазах общественности образа непобедимого немецкого солдата. Почта тщательно перлюстрировалась на предмет пораженческих настроений (о чем солдат на линии фронта откровенно предупреждали). Более того, о реалиях войны на территории СССР фронтовикам не рекомендовалось рассказывать и во время отпуска. Наоборот: «Нам приказали до блеска натереть сапоги и начистить кители: глядя теперь на нас, все решат, что в России царит стерильная чистота! А в конце нас ожидал приятный сюрприз: женщины в форме раздали деликатесы, завернутые в бумагу с изображением орла и свастики. На обертке красовалась надпись: «Храбрые солдаты! Счастливого вам отдыха!» Милая родина: она никогда не забывала о нас!» (22) Понятное дело, деликатесы предназначались не для скорейшего пожирания голод­ными солдатами, но для гостинцев родным.

Находившиеся в отпусках фронтовики часто запускались в пропагандистскую машину для агитации и воспроизводства все нового пушечного мяса, чему придавалось огромное значение. Даже такая важная фигура, как начальник Генерального штаба Франц Гальдер озаботился поиском достойных лекторов-фронтовиков. «Требуются офицеры-докладчики для гитлерюгенда, желательно награжденные Рыцарским крестом», — помечает он в своем военном дневнике в числе первоочередных задач (23).

А чтобы близкие не скучали, когда кого-нибудь из кормильцев убьют, Гитлер выпустил тайное (поначалу) распоряжение о заключении браков с павшими на фронте женихами, если до их смерти имелись доказанные намерения жениться. Другое распоряжение Гитлера давало возможность развода погибшего солдата с «недостойной его женой» (!). К «бракам с мертвецом» прибегали довольно часто для различных целей, например для узаконения детей и получения материальной помощи.

Кроме «брака с мертвецом» еще одно выражение необходимо зафиксировать как специфически нацистское. «Однажды — это был декабрь 1941 года — Пауль К. пришел с работы, сияя от радости. По дороге он прочитал военные сводки. «В Африке дела у них плохи», — воскликнул он. «Что, неужели они сами это признали, — спросил я, — ведь они всегда только кричат о победах?» Пауль ответил: «Они пишут: «Наши героически сражающиеся войска». «Героически» звучит как поминание, уж можете мне поверить». С тех пор слово «героически» не раз звучало в военных сводках как поминание и никогда не обманывало» (Виктор Клемперер) (24).

Однако в начале 1943 года после поражения под Сталинградом скрывать истинное положение дел на фронте стало невозможно. Нацистская пропаганда провозгласила новую этическую и эстетическую концепцию боевых действий, вошедшую в историю под названием «тотальная война». «Мы вытрем кровь с глаз, чтобы лучше видеть, и когда начнется следующий раунд, мы опять будем крепко держаться на ногах», — Геббельс сознательно снова и снова использует боксерскую терминологию, стараясь вызвать у народа единый образ. «Народу, который до сих пор бил только левой и намерен уже бинтовать правую, чтобы беспощаднее разить ею в следующем раунде, нет нужды идти на уступки» (25).