Довершает все это старомодная плетеная сумка, купленная там же, на барахолке. Она доверху набита яркими брошюрами религиозного содержания: “Что такое, по-вашему, чистота?”, “Заслуживает ли религия доверия?”, “Ангелы — существуют ли они?” и моя любимая — “Существует ли жизнь после лишения общения?”.
Наклонная колючая проволока в три ряда на заборе притягивает мой взгляд, вызывая запоздалое раскаянье — нужно быть сумасшедшей, чтобы рискнуть сунуться сюда по доброй воле…
Однако волнение отпускает, когда я прохожу через КПП — как и обещал Шеринг, дежурный вампир за стеклом даже не смотрит в смело протянутый мной липовый пропуск. Который я, к слову сказать, тоже купила на барахолке.
Внутри меня бушует целый ураган эмоций, когда я прохожу через металлическое ограждение. Еще один дежурный сует нос в мою сумку, остается удовлетворен ее содержимым, и я вот так запросто оказываюсь в Поселении.
В загадочном Поселении, куда принудительно отправляют тех, кто запятнал себя в недостойном поведении. В котором мало кто бывал, но о котором ходит столько слухов!
По правде сказать, я ожидала увидеть нечто вроде тюремной зоны: бараки, решетки на окнах, конвой с собаками…
Ничуть не бывало! Поселение напоминало скорее город шестидесятых-семидесятых годов с жилыми капитальными домами без какого-либо декора, четкими прямыми линиями газонов и тротуаров, напоминающими какую-то геометрическую фигуру.
На улицах полностью отсутствовала какая-либо реклама, зато царила идеальная чистота!
Все это было настолько непривычно, что напрашивались мысли о каком-то городе будущего. Антиутопическом городе — так как Поселение патрулировалось нравственниками, которые в своей черной строгой форме резко контрастировали с горожанами в простеньких бесхитростных вещичках. В этом плане мое вязанное серое пальто было ну очень в тему, делая практически невидимкой и абсолютно не выделяя из толпы…
Поинтересовавшись у одной из поселенок, где находится промтоварный отдел, я получила подробный ответ. На самом деле заблудиться здесь было нереально — городок оказался не таким уж и большим, тысяч на пять человек, а, может, и того меньше.
Промтоварный отдел просто потрясал своим бесхитростным интерьером и крайней степенью унылости и блеклости представленных тут вещей. Особенно после того, что я недавно видела на «Виа Орелин».
При моем появлении у Дейвиса Шеринга, чего-то там пересчитывающего за допотопной кассой сделалось такое лицо, что, окажись тут кто-то, кроме него, он бы точно меня выдал.
Сказать, что у него глаза на лоб полезли — ничего не сказать!
— Честно, я не думал, что ты придешь… — потрясенно прошептал он, а я, распахнув пальто, прямо у него на глазах расстегнула верхние пуговички платья и достала из бюстгальтера фотографическую карточку с адресом на обороте.
Слезы блеснули в глазах Шеринга, едва он завидел снимок, вглядываясь в него так, словно хотел вобрать малейшие черты своей дочки, а я зашипела: «Убери! Спрячь!».
Промедлив еще пару мгновений — он действительно не мог оторвать глаз от фотки, Шеринг послушался, а затем случилось нечто неожиданное — этот мужчина, которого я видела четвертый раз в жизни, крепко обнял меня и прошептал: «Спасибо! Спасибо! Ты не представляешь, что сделала для меня…».
Я успела отскочить от него в самое последнее мгновение, прежде, чем из-за аккуратно развешанных на вешалке непрезентабельных пиджачков показался мужчина в форме нравственника.
— Только не это… Субдиакон Пий Малек! — сдавленно прошептал Шеринг. — Что бы ни было — молчи и взгляд в пол!
Беспрекословно подчинившись, я все-таки успела разглядеть, что это был невысокий плотный мужчина лет сорока с распущенными до плеч седыми волосами, гладко прилизанными на черепе и выдающимся орлиным носом. Так же у субдиакона Малека имелись светло-серые глаза, напоминающие глаза хищной рыбы с огромными челюстями, живущей где-то на глубине темных, холодных вод.
— У тебя все в порядке, Дейвис? — поинтересовался Малек, внимательно приглядываясь ко мне. — А это кто такая? Лицо незнакомое… Новенькая?
Шеринг уже открыл рот, но я его опередила.
— Эва Видаль, статья тридцать третья, часть Б, — отчеканила, несмотря на то, что Шеринг сказал молчать. Но если его в чем-то заподозрят, значит все, что я сделала, было напрасным. — Депортирована в Поселение тридцатого марта, то есть три дня назад. Из Предьяла привезли новую литературу, мне велели раздать…
И я продемонстрировала субдиакону брошюрки из своей сумки. Если бы от страха можно было бы умереть, я уже лежала мертвая. Но это та, прежняя Моника Калдер сейчас бы лепетала нечто бессвязное, выдавая себя с головой. Я должна была хотя бы попытаться выкарабкаться. Есть надежда, что я буду настолько убедительной, что этот пугающий нравственник с глазами маньяка не потребует у меня документы.
— Вот это очень хорошая тема, — заметил субдиакон и цепанул из моей сумки буклетик «Что такое, по-вашему, чистота?». — Что такое чистота, по-твоему, Эва?