Опасная любовь

Но подлая выходка наркомана из Наташиного поселка, который привез в Москву «план», передал его людям Радика, а потом позвонил в милицию, испортила все. И поскольку он, Нигилист, свел наркомана с людьми Радика, ему нужно было выпутываться из этой истории. Радик наотрез отказался от денег за своих арестованных бандитов. Его условием было — вечер с Наташей. Шеваров, к которому Нигилист бросился за поддержкой, и слушать его не захотел. Радик занимался вопросом поставки тюменской нефти концерну «Сингапур», если бы он обиделся, «Сингапуру» грозили бы крупные неприятности, Поэтому Шеваров приказал: делай что хочешь, но чтобы Радик был доволен сотрудничеством с нами. И Нигилист сделал. Он уступил.

Наташа поняла это и вскоре ушла от него. Она не смогла простить предательство. Тогда только он понял, как любит ее, как дорога она ему. Даже такая — холодная, равнодушная. А ведь она может быть и нежной, любящей… Мысли о том, какая она — нежная, любящая, страстная, неистовая, не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Особенно ночью… Они были похожи на кошмар, наваждение.

Вернуть Наташу — теперь это стало его главной целью в жизни. Но сначала он уничтожит Радика и Шеварова. Ничто не спасет их, никто! Нигилист не прощает такого отношения к себе.

Наташа… Разве может эта глупая девчонка называться Наташей? Если б знал, что придется выслушивать такую ахинею, такую фальшь, предпочел бы сам себя удовлетворить. Наташа — только одна в мире, никто ее не заменит.

Зазвонил телефон. Нигилист снял трубку.

— Петр Яковлевич, — услышал он подобострастный голос Барсукова. — Все нормально. Я познакомил их, рыбка на крючке.

— А рыбак?

— Степан Петрович был очень доволен. Он прямо-таки сиял от счастья, давно не видел его таким.

— Хорошо, — сказал Нигилист. — Наш договор остается в силе. Деньги получишь дней через десять. Ищи сценарий, собирай актеров. — И положил трубку, несмотря на то, что Барсуков пытался о чем-то еще говорить.

Наташа… Как больно думать о том, что она сейчас с другим мужчиной, позволяет этому другому прикасаться к себе, целовать себя… Как он смеет, подлец?! Не понимает — прикасаться к ней может лишь один человек — Петр Яковлевич Нигилист! Когда поймет, пожалеет, кровавыми слезами будет плакать! Кто бы мог представить, что он способен переживать из-за женщины? И сейчас никому в голову не придет такое.

Наташа… Наташа!

6

Балконную дверь Наташа не заклеивала на зиму, все равно ведь приходилось бегать на балкон: банки, бутылки пустые вынести или продукты оставить на морозе, если небольшой холодильник был полон. И теперь, когда дул сырой, пронизывающий до мозга костей ветер с юга, он легко просачивался в щели, и волны холодного воздуха гуляли по полу. Даже толстое ватное одеяло и байковая ночнушка не спасали от холода.

Ветер с юга… Он-то и доставлял много неприятностей Наташе, потому что окна квартиры выходили на юг. Туда, откуда она приехала в Москву почти год назад. В апреле девяносто второго это случилось, и был тот апрель таким же холодным и сумрачным, как этот март. Но как же счастлива она была той неласковой весной, какой восторг царил в ее душе, наполняя кипучей энергией тело, согревая и в самую отвратительную погоду!

Потому что рядом был Сергей. Потому что она любила его, так любила, что ничего и никого больше не замечала вокруг. И думала только об одном: скорее бы закончился день, скорее бы они закрыли свою коммерческую палатку на Калининском, где работали вместе, скорее бы очутиться в комнате общежития — вдвоем, вместе с Сергеем, Сережкой… Кроме стола, стульев и кровати, ничего в той комнате не было, ничего и не нужно было им — она и Сергей составляли вдвоем целый мир, прекраснее которого Наташа не знала. Жареная картошка была для них изысканным яством, грязная кухня в унылом коридоре с зелеными стенами — верхом современной бытовой техники. А уж сколько радости дарила расшатанная деревянная кровать!

Конечно, приличной женщине, замужней женщине не следовало так часто вспоминать о том, что было в кровати, — так считала Наташа, но ничего не могла поделать с собой, возвращаясь в мыслях к тем сумасшедшим, горячим, сладостным, блаженным ночам, когда они с Сергеем дурачились почти до утра, засыпая на два-три часа, чтобы, проснувшись, с нетерпением ждать наступления вечера.