Опасная любовь

— Все тут смешное, малышка, — ласково сказал Андрей. — То, о чем ты говоришь, — просто Временные трудности. И не трудности даже, а так, шероховатости. Нужно всего ничего: потерпеть. Стиснуть зубы, когда очень уж невмоготу покажется, — именно, покажется, — и потерпеть. Сама не заметишь, как все наладится.

— Я только и делаю, что терплю, — сквозь слезы вымолвила Наташа. — Терплю, терплю — а что толку?

— Ну, в общем-то все мы только и делаем, что терпим и ждем, — рассудительно сказал Андрей. — Потому-то счастливые мгновения и не забываются, хотя они — всего лишь мгновения в долгой человеческой жизни. Относительно долгой. Ты понимаешь меня?

— Не очень, — призналась Наташа, размазывая слезы. — Ты вот, например, меня терпишь, но не очень долго. А до этого что терпел?

— Глупышка… — Андрей поцеловал ее волосы. — Тебя я люблю и наслаждаюсь твоим обществом, даже когда ты хмурая и озабоченная какими-то неведомыми или ведомыми мне проблемами. Это не терпение, а счастье. Знаешь, я все-таки иногда верю, что придет время, и ты полюбишь меня по-настоящему, тогда мне и сам черт не будет страшен. Ради этого стоит не принимать близко к сердцу твои капризы, хотя это порою не так просто. Но ты права, я тоже терплю, зубы стискиваю.

— Если не меня, то что же? — Наташа перестала всхлипывать, заглянула в глаза Андрею. — Или — кого?

— Да многое, — покачал головой Андрей. — Глупость, хамство, невежество. Посмотри, что на книжных лотках творится. Сплошные американские детективы. Правда, они у них неплохие, и фантастика тоже. А вот на бульварные романчики про любовь смотреть тошно. Я тут прочитал по заданию начальства пять таких книжонок и поразился. Они же все одинаковые. Сиамские близнецы, можно, не открывая книгу, пересказать убогое содержание. А еще наше начальство хочет продолжение этих кошмарных мексиканских телесериалов выпускать. Да хоть бы писали их люди, умеющие это делать! А то я прочитал одну рукопись, принес какой-то мальчик, да за такое сочинение в третьем классе двойку поставят! И никому нет дела до настоящей, серьезной литературы. Я о поэзии уж не вспоминаю, вечером говорил тебе о ней. Ну и как тут жить мне, писателю, пусть не знаменитому, но серьезному, о котором немало хороших слов критики говорили? А так — терпеть.

— Но если люди читают простенькие романчики про любовь, значит, им хочется этого? — спросила Наташа. — Ты же не сможешь запретить им читать такие книги?

— Разумеется, нет. Но это знаешь, о чем говорит? Об уровне культуры общества. Падает она, стремительно падает. И это нелегко осознавать, и это приходится терпеть.

— А ты не терпи, а возьми да и напиши свой роман про любовь, такой, чтобы не был похож на другие, — предложила Наташа. Она уже успокоилась, подолом ночнушки вытерла слезы, обнажив длинные, смуглые, стройные ноги.

Андрей замер, не в силах глаз оторвать от чарующего видения. Наташа с любопытством следила за ним и не спешила натягивать подол на коленки. Все же не одни лишь неприятности приносит она тем, кто рядом, но и радости тоже. И это приятно было осознавать.

— Вот про них и напиши, — сказала она.

— О них поэму нужно писать, а я не могу сейчас, такой разброд в душе, беспорядок… — как бы по инерции пробормотал Андрей. Потом взглянул на нее и вдруг преобразился, озорные искры заблестели в глазах. Куда подевался унылый писатель, рассуждающий о падении культуры в стране! — Ничего не нужно писать, Наташа, никуда не нужно убегать от реальности, когда она прекрасна! — воскликнул он. — Есть только одно средство выжить в нынешнем подлом мире!

— Какое? — спросила она.

— Прижаться губами к этой красоте и послать все к чертовой бабушке, — с улыбкой сказал Андрей. Приподнял ночнушку и коснулся горячими, дрожащими губами ее красивой ноги.

Наташа погладила его коротко стриженные волосы и смущенно улыбнулась.

— Пойдем спать, Андрюша?

— Пойдем! — Андрей подхватил ее на руки, крепко поцеловал и понес в комнату.

Наташа засмеялась, размахивая в воздухе ногами. А синяя грелка так и осталась лежать на кухонном столе.

7

Было уже за полночь, но никто из гостей, собравшихся в просторной квартире полковника Вадима Катунина, домой не собирался. Общее мнение было таковым: вечеринка только начинается, самое время немножко побесчинствовать, в смысле — пожить в свое удовольствие, не тяготясь рамками приличий. Благо, места для этого хватало: в одной комнате был накрыт роскошный стол, где теперь, когда, собственно, ужин закончился, стояли бутылки с напитками на любой вкус, блюда с закусками, вазы с фруктами и конфетами. Во второй в полумраке уединялись любители потанцевать, в третьей играли в преферанс, курили так, что дым стоял коромыслом, а в четвертой беседовали о жизни и политике. Впрочем, беседы о политике велись и за столом с едой, и за преферансом, и даже во время танцев.