Опасная любовь

Ирка с криком побежала за ним, пытаясь отнять подарок, но Аристарх отшвырнул ее в сторону. Влетев на кухню, он схватил большой нож и принялся кромсать костюм на мелкие полоски. Ирка стояла за его спиной и скулила, глядя на это варварство.

Потом Аристарх засунул белые лоскуты в мусорное ведро и не поленился сбегать к мусоропроводу. А когда вернулся, Ирка лежала на диване, укрывшись одеялом с головой, и даже не повернулась, когда он позвал ее. Пришлось поставить на кухне раскладушку и спать на ней. Да разве он спал? Ужасная была ночь!

Подходя к дому, Аристарх твердо решил любыми средствами загладить свой вчерашний поступок. Просить прощения, обещать купить десять таких костюмов, каяться в несдержанности — он был готов на все. Невыносимо было видеть холодное, отчужденное лицо любимой женщины, брезгливо сжатые губы, чувствовать ненавидящий взгляд. Сорвался он вчера, ну что ж, бывает, она должна понять.

У подъезда он вдруг остановился, будто стукнулся лбом в стеклянную стену, скрипнул зубами и застонал. Прямо перед глазами нахально красовался черный «мерседес». Выходит, у него в квартире гости!

Забыв о прежних своих намерениях, Аристарх сжал кулаки и рванулся к лифту. Он не стал звонить, торопливо открыл дверь своим ключом. В прихожей навстречу ему тотчас же поднялся с пылесоса-пуфика огромный Миша. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Дверь в комнату была плотно прикрыта, оттуда слышалась громкая музыка и звонкий Иркин смех.

— А ну пусти! — процедил сквозь зубы Аристарх, намереваясь пройти в комнату.

— Ты не умеешь себя вести, — уверенно сказал Миша. — Посиди пока на кухне.

Аристарх не сразу сообразил, что происходит. В его квартире какой-то мужик уединился с его женой, а другой, телохранитель, советует ему, хозяину, мужу, посидеть на кухне?!

Эта минутная растерянность и подвела его Аристарх не успел среагировать на сильный удар Миши в солнечное сплетение. А когда он согнулся чуть ли не пополам, следующий профессиональный удар ребром ладони по шее свалил его на пол и выключил сознание.

Очнулся Аристарх на кухне. Он сидел на стуле, прислонившись спиной к стене. Болела шея, тошнота подкатывала к горлу, радужные круги плавали перед глазами. Напротив, заслоняя спиной выход из кухни, сидел Миша.

— Очухался, артист? Не надо было лезть на рожон. Я же тебе по-хорошему сказал: иди на кухню и не рыпайся.

— Ублюдок! — с ненавистью сказал Аристарх. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Ворвался в чужую квартиру, напал на хозяина — за это придется отвечать.

— Никто никуда не врывался. Человек приехал поговорить с твоей женой насчет съемок в новом фильме, они спокойно беседовали, но тут ворвался ты и стал кричать, оскорблять, угрожал прикончить всех. Пришлось успокоить.

— Что ты мелешь, недоумок?!

— То, что трое свидетелей подтвердят в ментовке, если ты туда сунешься. А еще расскажут, как ты новый костюм, в котором жена сниматься должна, уничтожил по пьяной глупости. И теперь пьяный и глупый. Понял?

Лишь сейчас Аристарх почувствовал во рту горький привкус водки. И понял, что попал в ловушку Вот оно как получилось, каким боком повернулось нехитрое вроде бы желание заиметь спонсора, любящего искусство! И что же теперь делать, что, что?! Ждать, когда это кончится? Притвориться, будто его мало волнует все происходящее в его квартире? На это способен разве что дебил… Почему он должен притворяться, хитрить в своей собственной квартире, черт побери?! Да потому, что могут запросто убить и доказать потом, что пьяный дурак бросился с ножом на добропорядочных гостей, приглашенных женой. Кто его знает, какую роль на самом деле играет здесь Ирка? Может, и вправду ничего не соображает, а может, и наоборот… Скажем, понадобилась Степану Петровичу женщина с квартирой, и она не возражает против такого расклада. Кто тут лишний? Аристарх!

— Сволочь! — все же не выдержал Аристарх, с ненавистью глядя на Мишу.

— Ну вот что, — со значением ухмыльнулся телохранитель. — Я уже сказал: по официальной версии тебя пришлось успокоить. Я думал, это уже случилось, а ты все хочешь доказать, что нет. Заткнись, или я буду продолжать твое успокоение, понял, нет? Еще раз вякнешь — начну. До утра не оклемаешься, артист.

Аристарх устало прикрыл глаза — тошно было смотреть на эту образину. Два чувства боролись в нем. Но от мысли: в его квартире какие-то подонки вытворяют, что хотят, как разлитый бензин от искры, вспыхивало пламя ненависти, и хотелось вскочить, орать, бить, бить, бить, пока не уничтожит их или… пока его не уничтожат. Второе казалось намного вероятнее, ибо Миша с него глаз не спускал. То холодный рассудок диктовал: ситуация серьезная, ты же снимался в фильме, знаешь психологию таких людей, знаешь, на что они способны, нужно потерпеть, выяснить, что они хотят, а потом уж действовать. И снова ненависть, и снова трезвый анализ…