Опасная любовь

Сердце ее пронзила острая боль, но девушка не могла понять его устремлений. Она прижала руку к груди:

– Я в смятении, Марджери. Час назад я проснулась радостная и по уши влюбленная.

Кузина побледнела.

– А он вел себя так спокойно и отстраненно. Так жестоко .

Марджери поспешила снова обнять Ариэллу, но та оттолкнула ее.

– Нет. Я глупая. Я вообразила, что нашла то, о чем так много говорили члены моей семьи, – настоящую любовь, которая продлится до конца моей жизни. Но вместо этого я всего лишь оказалась вовлеченной в грязную интрижку. Мне так больно, что сейчас я не способна рассуждать здраво.

– Как мне надоело это семейное предание! – с жаром воскликнула Марджери. – Тебе известно, когда именно табор уходит из Дербишира?

Ариэлла поняла, что Марджери раздумывает силой выдать ее замуж ради ее же блага, но сделать это будет невозможно, если Эмилиан ускользнет в чужие края.

– Не знаю, когда цыгане вновь тронутся в путь. Я не считаю, что Эмилиана можно заставить сделать что-то, даже если за дело возьмется мой отец.

Колени ее подогнулись, и она почувствовала головокружение. Ее план не сработал. Он все равно не задержится здесь.

– Прошлой ночью мы занимались любовью, – со слезами на глазах призналась Ариэлла. – Я сказала ему, что люблю его. Но он не испытывает ко мне схожего чувства, поэтому брак между нами невозможен. – Девушка очень хотела заставить Марджери понять это. – Разве ты согласилась бы на такое?

– Нет, – угрюмо ответила та, – не согласилась бы.

Ариэлла сделала глубокий вдох.

– Как бы то ни было, я никогда не мечтала об обычном замужестве.

Как бы уязвлена и смущена она ни была, она понимала, что брак с таким человеком, как Эмилиан, никак нельзя было назвать заурядным.

– Ты заслуживаешь настоящей любви, Ариэлла, – и ты обретешь ее, потому что ты самая удивительная женщина в нашей семье! – вскричала Марджери. – Ты прекрасна, умна, добра. Ты никогда ни с кем не поступала нечестно. Этот человек еще заплатит за то, что сделал! Рядом с тобой должен быть джентльмен, Ариэлла, а не невежа.

Девушка покачала головой:

– Он, вероятно, страдает каждый божий день.

Марджери широко раскрыла глаза от удивления.

– Ты же была в деревне вчера и видела вывески. Цыган ненавидят и презирают. Ни магазины, ни постоялые дворы не пустят их на порог. Видела бы ты мэра и его приспешников, пришедших накануне в Роуз-Хилл. Они безумствовали и хотели устроить на цыган настоящую охоту.

– Только не надо проникаться сочувствием к этому человеку.

– Если ты хочешь сказать, чтобы я стала ненавидеть его, я не могу. В его жизни и без того достаточно ненависти. – Произнеся эти слова, Ариэлла осознала, что говорит истинную правду.

– Ариэлла! – воскликнула Марджери. – Твое сочувствие становится опасным! Что, если он этим воспользуется?

– Не беспокойся. Я никогда больше и близко не подойду к Эмилиану и тем более не стану делить с ним ложе. Я получила слишком болезненный урок, чтобы его можно было проигнорировать.

Да, она станет держаться от него подальше, но не потому, что ее сострадание опасно, а потому, что опасен он сам .

Марджери принялась застегивать пуговицы на спине Ариэллы.

– Нам нужен план. Честно признаться, понятия не имею, как нам вернуться в Роуз-Хилл. Твое отсутствие заметили. Когда я уходила, Аманда как раз говорила, что ты, должно быть, взяла книгу и спряталась где-нибудь, чтобы никто не мешал тебе читать.

Ариэлла часто именно так и поступала, и в этом не было ничего необычного.

– У меня есть план, но он не очень-то хорош, – сказала она, беря в руки расческу. – Я собираюсь рассказать часть правды, а потом солгать.

Марджери с удивлением воззрилась на кузину:

– Разве ты когда-либо говорила неправду хоть кому-нибудь, тем более своим родителям?

– У меня нет выбора, – твердо ответила Ариэлла. – Если я не солгу, мой отец убьет Эмилиана.

Эмилиан осадил лошадь у постоялого двора «Белый олень». Оскорбительная вывеска по-прежнему висела на двери. Им овладел приступ ярости, и перед глазами вновь возник образ сестры, играющей на фортепиано. По щекам ее струятся слезы. Спешившись, он привязал жеребца к столбику и вошел внутрь.

Общий зал был промозглым, тускло освещенным и прокуренным. За столиками и барной стойкой сидело около дюжины посетителей. С появлением Эмилиана разговоры стихли и все взгляды устремились на него. Он же воззрился на хозяина заведения, Джека Толлмана, который был занят тем, что разливал эль по стаканам. Эмилиан улыбнулся, предвкушая, как сейчас кто-нибудь заметит его родство с цыганами и укажет ему на дверь. Пусть только попытается.

Но Джек одарил его ослепительной улыбкой.

– Добро пожаловать в «Белый олень», милорд, – провозгласил он. – Хороший день для того, чтобы пропустить стаканчик, правда, мальчики?

Двое мужчин согласно кивнули, явно раболепствуя.

Эмилиан отлично понимал, что, как только он отвернется, все станут шептаться о нем, говоря унизительные слова и о нем самом, и о ему подобных . Не отводя глаз от Джека, он двинулся вперед.

– Где гадалка, Толлман? – холодно осведомился он.

Улыбка Джека померкла.