Здесь они уже никого не стали расспрашивать – их визит к тайному казначею общака должен был остаться незамеченным. Пройдя почти до конца поселка, беглецы, наконец-то, увидели уходящую влево улочку, обозначенную ржавой табличкой как «Казенная». Теперь им оставалось найти дом под номером восемь. Таковой оказался почти в самом ее начале – третий или четвертый по счету. Нажав у дряхленькой калитки кнопку звонка, визитеры вскоре услышали чьи-то шаги, и к калитке подошел крепкий еще дед лет семидесяти с шевелюрой, лишь слегка усеянной сединой.
– Кого? – подозрительно вглядываясь в незнакомцев, коротко и весьма неприязненно спросил он.
– Павел Нифонтович?
– Не исключено… – не дрогнув ни единым мускулом лица, лаконично уведомил дед.
– У меня малява от Васьки-Шведа. – Питбуль достал из кармана полиэтиленовый пакет с картами и извлек сложенный вчетверо листок бумаги, в котором было всего несколько строк и длинный ряд цифр – «код подлинности» малявы.
– Настоящая фамилия Шведа? – спрятав бумажку в карман и не спеша открывать калитку, поинтересовался старик.
– Шевардин. Сидит по сто пятьдесят девятой, часть четвертая, срок – восемь лет колонии, родом из Воронежа, имеет две ходки, эта – третья, – как прилежный ученик на уроке географии, назвавший нужные города и реки, перечислил Питбуль.
– Ну, и последнее… А с чего это вдруг вы ко мне-то пришли? – Дед вновь окинул незваных гостей недружелюбным взглядом. – У меня не гостиница, не ночлежка…
– Нам только до вечера перекантоваться, а в ночь мы уйдем, – задушевно уведомил Питбуль. – Мы с зоны сорвались! Нам сейчас – куда сунуться-то? Все малины менты прометут – хрен где схоронишься.
– Вот, свалились вы на мою голову! – Все еще не решаясь открыть калитку, старик достал из кармана сотовый: – Ща уточню… – Отойдя шагов на пять, он набрал чей-то номер и вполголоса сказал: – Тит, это Куркуль. Ко мне тут двое с малявой от Шведа пришли, Питбуль и Шпыль, просятся до вечера. Как с ними? Говорят, в бега сорвались…
Выслушав своего собеседника, старик вернулся к калитке и, клацнув запором, без тени радушия объявил:
– Заходите. До вечера побыть здесь можете. Стемнеет – свободны. Глупостей делать не вздумайте. Люди о вас знают, если что – пожалеете, что вообще родились…
Заперев калитку, он пошел к дому, а его гости зашагали следом.
Обсудив с начальником колонии все интересовавшие их вопросы, вместе с капитаном Одаиным опера прошли по территории ИТК. Тот колодец, через который семь лет назад произошел побег, еще тогда был наглухо забетонирован. На все прочие люки поставлены дополнительные замки с сигнализацией, канализационная труба внутри была оборудована мощной решеткой из толстой арматуры.
– Теперь этот вариант побега исключен абсолютно, как и любой другой, – добавил капитан, показывая на системы видеонаблюдения, охватывающие всю без исключения территорию колонии.
Кроме того, Одаин пригласил для беседы троих заключенных, кто мог помнить Питбуля и Шпыля. Первым в кабинет, выделенный для этой цели, был доставлен некий Митя-Облом, еще крепкий мужчина в годах, полжизни проведший в тюрьмах за патологическую страсть к квартирным кражам. В это ИТК он попал в две тысячи четвертом, а его срок истекал через полтора года. С Питбулем он пересекался на тернистых тюремных дорожках и в один из своих предыдущих сроков. Будучи не очень словоохотливым, тем более с «ментами», он о Сныпкине все же кое-что рассказал. По его словам, Питбуль – человек без каких бы то ни было принципов. Если это выходило за рамки его интересов, он мог пойти на нарушение не только официальных законов и каких-то норм обычного общества, но и на нарушение неписаных законов тюремной среды.
– …Открыто он не крысятничал, – хмуро припоминал Митя-Облом, – но втихаря мог любую подлянку замастрячить. Тут его многие не любили. Так что замочить могли и деловые – я бы этому не удивился.
Другой собеседник оперов – приземистый, широченный Гриша-Одессит, автоугонщик, – тоже не слишком ударяясь в откровенность, припомнил случай, как с подачи Питбуля совершенно не по делу в производственной зоне опустили парня, который как-то «не так» на него посмотрел. Парень и попал-то на зону, по сути, ни за что – под его машину бросилась сбрендившая алкашка, и он получил три года только потому, что, как объявил судья, «кто-то же должен ответить за смерть человека»?! Освободился он за месяц до побега Питбуля и Шпыля. Покидая территорию, передал, что Питбулю его «доброты» никогда не забудет и обязательно постарается его найти и расквитаться.
– А в числе «опускальщиков» Шпыль тоже был? – уточнил Крячко.
– Был… Он при Питбуле все время как шавка при хозяине отирался. Его самого чуть было за долги не опустили. Питбуль не позволил. Он тут был в большом авторитете.