Мы с Марком сидим в тишине, оглушенные.
Господи гребаный боже! Те молодожены, с которыми мы встретились в походе. Симпатичная молодая пара, с которой мы поднимались на гору, — они оба мертвы. И как они умерли… Совершенно ужасно. Я ловлю эхо паники, которую они должны были ощущать. Черт! Я убираю эту мысль поглубже. Прочь.
Но вопрос повисает в воздухе. Даже два вопроса. Мы оба о них думаем. Были ли они убиты? Испортил ли кто-то их снаряжение?
— Что думаешь? — нарушаю я наконец густую тишину. Мы сидим в темноте, слабый отблеск экрана подсвечивает наши бледные лица.
— Может быть, это несчастный случай, — говорит он. И я не уверена, спрашивает он или утверждает.
Молодые люди, которым слегка за тридцать, погибают на нашем курорте через три дня после того, как я вошла в почтовый ящик пассажиров самолета. Через два дня после того, как мы покинули остров.
— Правда, Марк? Я очень хочу, чтобы так и было. Скажи мне, что это несчастный случай, пожалуйста.
Он смотрит на меня. В его глазах сомнение, но он явно продумывает ситуацию.
— Смотри, несчастные случаи при погружении — не редкость. Конечно, совпадение кажется невероятным, учитывая время и место, но это еще не значит, что их определенно убили. Полиция говорит, что смерть не насильственная, так?
— Марк, вся экономика острова построена на туризме! Они не заявят прессе, что туристов там убивают.
— Нет, не заявят… но подумай, это не самый простой способ кого-то убить, верно? Выпустить воздух из баллонов? Я хочу сказать, кто угодно из участников той экскурсии мог взять какие угодно баллоны. К тому же, если бы они не запаниковали и воспользовались дополнительными баллонами, все обошлось бы. Что, если бы они это сделали? Они бы тогда не погибли, правда? Так что мне это не кажется спланированным и целенаправленным нападением, а тебе? — Он начинает верить самому себе. Верить в свое объяснение.
И он не так уж неправ. Пустой кислородный баллон — едва ли надежное орудие убийства.
— Но они, владельцы самолета, если они были там, то наверняка следили за ними, Марк. Они наверняка знали, что Шарпы не умеют нырять, могли подсмотреть за их тренировками в бассейне. Не исключено, что они проделывали такое раньше. Представляли убийства как несчастные случаи.
Мне очень странно произносить фамилию Шарпов вслух. Мне жаль, что приходится это делать. Она повисает в атмосфере нашего дома, странной и тягостной. Мы не были близко знакомы, мы плохо их знали. Мысль о них кажется неподъемной: мысль о двух погибших, с которыми у нас были общие воспоминания. Мысль о незнакомцах, очень похожих на нас, молодых британцах, проводящих на острове медовый месяц. Как будто они — наши клоны. Такие же, как мы, только мертвые.
Я вспоминаю их на курорте. Мы разве что кивали друг другу. Мельком говорили о ерунде. Хотя они пробыли рядом три дня, мы тогда уже нашли сумку. И мало на что еще обращали внимание.
Марк нарушает тишину: