Опасная находка

— Да, ну конечно! Интервью. А вы, я так понимаю, репортер? — Теперь он смотрит на меня с подозрением.

Отлично. Меньше всего на свете мне сейчас нужно, чтобы отозвали разрешение на съемку. Люди предупреждали меня, что Пентонвилль окажется занозой в заднице. Но до этого момента все шло удивительно гладко.

— Нет, нет. Это для документального фильма. Документалистика о заключенных. Нам выдали разрешения в конце прошлого года. Мне отправить их и вам, Патрик? У Элисон они уже есть.

По своему голосу я слышу, что мне сложно поверить в ситуацию. То есть я не хочу его злить, но здешнее начальство ведь в курсе происходящего. Это же тюрьма, бога ради, тут должны чертовски хорошо знать, кто к ним входит и выходит. Серьезно. Думаю, Холли, неожиданно нарушившая правила освобождения, вовсе не единственная.

Он замечает мой тон, но не обижается. Скорее, ему хочется извиниться.

— Ах, понятно. Да, конечно, тогда нет вопросов. В моем отделе возникли некоторые проблемы с именами посетителей, в этом, наверное, и дело. Прошу прощения, мисс Робертс. Я прослежу, чтобы на следующей неделе не возникло недоразумений. В какой день, вы говорите, будет съемка? — Он щурится от сентябрьского холода.

— Завтра. Не на следующей неделе. В субботу, двадцать четвертого. Эдди Бишоп. — Я произношу эти слова медленно и четко.

Патрик улыбается и кивает.

— Отлично. Думаю, тогда мы и встретимся. Простите за недоразумение, Эрин. — Он снова пожимает мне руку и направляется обратно к тюрьме.

Я разворачиваюсь и шагаю прочь. Нужно ли мне послать ему разрешения по почте, как только доберусь домой? Просто на всякий случай, чтобы подстраховаться? Останется бумажный след. А потом я понимаю, что не знаю его фамилии. Я пытаюсь догнать его, но его уже не видно, он пропал в глубинах Пентонвилля. Черт!

Патрик — кто? Я прокручиваю в голове наш разговор. Он не назвал своей фамилии, так ведь? А затем внезапно у меня появляются сомнения. Я вспоминаю, какой холодной была его рука. В моей — теплой. Он не выходил из тюрьмы? Если бы он вышел из здания, его руки были бы теплыми, как у меня.

Но зачем ему притворяться, что он вышел из тюрьмы? И тут до меня доходит. Он знает мое имя и знает, где я буду завтра. Кто он, черт возьми, такой?

Я возвращаюсь к тюремным воротам и нажимаю на звонок. Из интеркома доносится громкий голос:

— Да?

— Здравствуйте. Патрик уже вернулся?

— Кто?

— Патрик.

— Какой Патрик?

— Э… я не знаю. Патрик… э… я не знаю его фамилии, — запинаюсь я. Лучше быть честной.

— Хм. Да. Простите, кто это?

— Я Эрин Робертс, я только что была у вас. — Я стараюсь, чтобы голос не звучал отчаянно, но понимаю, что уже кажусь им психопаткой.

— Ах да, вы только что вышли. Простите. В чем проблема? — Голос охранника веселеет. Он вспомнил меня, и я уже не кажусь ему такой сумасшедшей, как минуту назад.

— О нет, нет, никаких проблем. Я просто… Кто-нибудь заходил после того, как я вышла?

Следует секундная пауза. Полагаю, он размышляет, не сумасшедшая ли я все-таки. Или он думает, стоит ли мне соврать?

— Нет, мэм, только вы. Мне отправить кого-нибудь вам на помощь? — осторожно спрашивает он. И он перешел на «мэм», черт. Ко мне присматриваются. Нужно уходить, пока ситуация не ухудшилась.

— Нет, нет, все в порядке. Спасибо. — С этими словами я ухожу.

Патрик вовсе не работает в тюрьме. А если нет, то на кого, черт возьми, он работает? Он хотел узнать мое имя и выяснить, что я здесь делаю. Холодная жуткая мысль возникает в голове: Патрик хочет вернуть свою сумку?

Явившись домой, я чувствую: что-то не так. Дом пуст, и когда я вхожу на кухню, ледяной ветер влетает в слегка приоткрытую заднюю дверь. Марк никогда не оставил бы эту дверь незапертой. Значит, кто-то другой не закрыл ее за собой. Кто-то чужой был в нашем доме. И он может все еще находиться внутри.

Я застываю на секунду, не в силах поверить в происходящее, не желая принимать последствия того, что случилось. Я чувствую, как в углу комнаты за моей спиной что-то движется. Резко оборачиваюсь, но, конечно, там пусто, только холодильник пощелкивает в моем тихом доме.

Я проверяю комнату за комнатой. Пинками открываю двери и врываюсь внутрь с крикетным молотком Марка в руках, словно этот молоток может мне чем-то помочь. Адреналин зашкаливает, пульсируя в венах вместо крови. Я ищу доказательства того, что здесь были чужие. Я смотрю, не пропало ли что-то, не сменило ли место, но ничто не бросается мне в глаза.

Наконец, убедившись, что весь дом пуст, я добираюсь до лестницы на чердак и опускаю ее. Мне нужно проверить тайник под изоляцией. Когда я поднимаюсь, в голове звучит на повторе только одна мысль: «Пожалуйста, будьте там, пожалуйста, будьте там». Потому что если бриллианты пропали, то кто бы ни вошел через заднюю дверь, причин возвращаться у него уже не будет. Если только он не захочет вернуть себе еще и деньги, что и пугает.

Под изоляцией все осталось, как было. Бриллианты поблескивают в своей сумочке, телефон и флешка все еще надежно упакованы. Нас не ограбили. Кто бы ни пробрался в дом, он приходил узнать о нас что-то, а не красть.