Может быть, и досталось бы в этой шутливой перебранке водителю Валентину Иорданову, но тут в вагончик вошел Стародубцев и аккуратно сбил с валенок снег.
— Что за шум, а драки нет? — спросил он. — В чем дело?
Иорданов ответил за всех:
— Да так, кое-что по поводу религии и науки.
Подозрительно оглядел публику Стародубцев:
— Почему не в столовой?
На это уже никто отвечать не захотел.
— Спрашиваю: почему не в столовой? — повторил начальник.
Было что-то в голосе Стародубцева такое, что даже Иорданов не решился ответить. Но на этот раз шлея под хвост попала Эдуарду.
— Почему? Надоела итальянская кухня, — заявил он спокойно. — Вот! Перешли на русскую…
— Эдуард, ты опять воду мутишь? — процедил Стародубцев. — Снова тебе что-то не нравится.
Баранчук холодно взглянул на начальника, усмехнулся:
— Я мучу воду?
Все они — и водители, и начальник колонны — прекрасно понимали, что продуктов до навигации свежих не будет, здесь, извините, не Большая земля, но Виктора Васильевича Стародубцева задело другое, поскольку был он человеком старой формации и полагал, что о мелких местных неурядицах большой прессе знать необязательно.
— Ну, Эдуард, — с горечью произнес он, — при чужом-то человеке, сор из избы…
Баранчук покосился на Смирницкого. Тот потупился.
— Это он-то чужой? Какой же он чужой? Свой теперь. А что касается сора из избы, то вам в ваши годы лучше знать, что бывает, когда его не выносят.
Стародубцев опешил:
— Ты на что намекаешь?
— На то, — заявил Баранчук, окрыленный собственной исторической прозорливостью.
— На что — на то? — переспросил Стародубцев.
Баранчук снисходительно улыбнулся, удивляясь близорукой непонятливости своего начальника.
— Да уж на то, — с какой-то сварливой язвительностью протянул он. — Уж вы-то, Виктор Васильевич, кое-что повидали, вроде ничего не боитесь, а туда же — сор из избы… Просто как-то неловко за вас…
— Кх-гм… — только и сказал Стародубцев.
Воцарилась недолгая пауза. Очень недолгая.
— Кх-гм… — повторил Иорданов в той же тональности.
И тут Стародубцев рассвирепел. Он грузно повернулся к Иорданову и натурально заорал:
— А ты еще что? Ты на кого?! Кто ты — Иорданов?! А? Кто ты такой, я спрашиваю?! Сию же минуту скажи мне, кто ты есть?
Иорданов попятился, изображая натуральный испуг:
— Я-то? Да я просто так… живу здесь. Тут дом у меня.
Но Стародубцев уже взял себя в руки. Он расстегнул полушубок — видно, жарко стало начальнику, — прошелся по комнате, остановился и, прищурившись, произнес совершенно спокойный монолог.
— Вот что, — сказал Стародубцев. — Раз вас в столовой не было, делаю информацию вашему фургону отдельно. Поступило сообщение, что не исключена возможность появления бежавшего осужденного в нашем квадрате… Тьфу ты, черт побери! Уже как Савельев говорить стал. Короче говоря, тот, что бежал из колонии, где-то здесь, в тайге, на нашем участке трассы. Человек голодный, холодный, а значит, решительный. Так что… берегите продукты. Вопросы есть?
— Есть, — сказал Иорданов. — Даже два.
Стародубцев нахмурился:
— Совмести в один.
Все-таки неугомонный был человек Иорданов.
— Значит, так, — сказал он, явно продолжая интонации начальника. — Ну, то, что мы его поймаем, это понятно — на то мы и здесь. А вот почему они его не ловят?
Вот тут-то Иорданов и пролетел, ох, пролетел, просто мимо проехал, штатская душа, недоучка. Стародубцев, всегда относившийся с любовью ко всему военному в любом его обличии, просто крякнул неслышно внутри себя от удовольствия при виде такой инфантильно-стратегической неосведомленности.
— Не ловят, говоришь? — с превосходством полководца на пенсии спросил он. — Ловят. Еще как ловят! Тут приехали двое, а вы их и не заметили. Вот как воюют! Э-э-э… то есть работают. Служат, значит. В полушубках, как мы, не отличишь. А под овчиной — автоматы. Короче, ловкие ребята. ВРП называются — временный розыскной пост.
— Жаль, что временный, — сказал Иорданов.
Это Стародубцев пропустил мимо ушей.
Баранчук отреагировал по-своему. Он поднялся из-за стола, нарочито медленно и, пожалуй, чуть-чуть картинно снял со стены ружье — шикарную вертикалку, длинные вороненые стволы. Ни слова не говоря, Эдуард Баранчук переломил ее точным жестом пополам и, достав из глубин карманов патроны, аккуратно, по энергично зарядил ружье.
— Это я одобряю, — сказал Стародубцев. — Безусловно.
Иорданов привстал и, изумленно округлив глаза, вытаращился на Баранчука.
— Гля-а-аньте-ка… нет, вы только посмотрите, Баранчук решил проиграть пари своему новому другу. Эдуард, душа моя, неужто совершишь?
Вот тут Стародубцев уже неодобрительно покачал головой.
— Пацаны, — осуждающе прогудел он. — Ой, па-цаны-ы…