С орденами и медалями Брежнева кремлевский похоронный церемониал был демонстративно нарушен. Это был сигнал, понятный для всех. Леонид Брежнев, закончивший войну в 1945 году генерал-майором в должности начальника политотдела 18-й армии, имел шесть боевых наград, четыре ордена (два Красного Знамени, Красной Звезды и Богдана Хмельницкого) и две медали. Все остальные из более чем ста орденов и медалей, выставленных в Колонном зале, были получены покойным после войны, а орден «Победа», высший полководческий орден, учрежденный в 1943 году, Брежнев получил в 1978 году по Указу Президиума Верховного Совета, председателем которого был он сам. (Первый орден «Победа», учрежденный в 1943 году, был присужден Г. К. Жукову «за освобождение Правобережной Украины», второй – начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому, третий – Сталину, четвертый – маршалу К. К. Рокоссовскому «за освобождение Польши».) Четыре Золотые Звезды Героя Советского Союза, первая из которых была вручена Брежневу в 1966 году, четвертая в 1981-м, ставили его на первое место в списках Героев. Маршал Г. К. Жуков тоже имел четыре Золотые Звезды, но в списках по алфавиту он шел вторым. Маршалы К. К. Рокоссовский, А. М. Василевский и другие, имевшие по три Золотые Звезды, следовали теперь за Брежневым.
Нарушение церемониала с орденами, безусловно, санкционировалось Андроповым. Золотые Звезды Героя сгруппировали по две на подушечку и здесь же прикрепили Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Но к каждой Золотой Звезде присуждался и орден Ленина, и еще три ордена Ленина были получены независимо от званий. Группировать ордена Ленина не решились, по-видимому, из уважения к лику вождя революции. На каждый орден Ленина выделили отдельную подушечку. Их несли генералы. Остальные ордена группировались в беспорядке, и орден «Победа» был сдвоен с каким-то другим. Но и в этом случае «орденская» процессия, состоявшая из сорока четырех офицеров, в основном полковников, оказалась наиболее длинной.
По моему мнению, которое я в то время не высказывал в прессе, Брежнев страдал не просто гипертрофированным тщеславием, усилившимся после 1969 года вместе с укреплением власти, но и развившимся на его основе синдромом нарциссизма, исключительной самовлюбленности. Эта болезнь имеет разные формы, и главы государств, тем более недемократических, попадают в группу риска. То, что Брежнев не мог пройти мимо зеркала, не оглядев в нем внимательно самого себя, было замечено еще при его первых визитах в США. Брежнев стал очень ревнив, собирал отзывы о самом себе и к концу жизни был уверен, что он не только великий полководец, но и великий писатель, ученый и философ. Академия наук СССР присудила ему в 1977 году Золотую медаль имени Карла Маркса, которую лишь раз в три года присуждали «за выдающиеся достижения в области общественных наук». Но такой же медали были удостоены Михаил Суслов и Константин Черненко.
Конец эпохи застоя
Серьезные аномалии в общей политике «коллективного руководства» Брежнева начали появляться в 1974 году, когда я уже жил в Лондоне. Замечать их я стал еще позже, работая над книгой о советской науке. Примерно с 1975 года началось неожиданно щедрое финансирование всех академий. Некоторые престижные научные проекты приобретали неоправданный характер гигантизма. В этот период много новых научных институтов появилось прежде всего в столичных городах – в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Баку, Ереване, Ташкенте. В Москве возникли институтские здания-дворцы, отделанные мрамором, с зимними садами и небывалых доселе размеров: Институт кардиологии, Онкологический центр, Институт биоорганических соединений, Институт медико-биологических проблем и много других, по две-три тысячи сотрудников в каждом. Началось проектирование сверхмощных систем в физике и в космонавтике. Один из проектов намечал постройку в Протвине, недалеко от Серпухова, самого большого в мире синхротрона – ускорителя протонов с кольцевым подземным туннелем для вакуумной трубки длиной 21 км, примерно равной кольцевой линии Московского метро. Для Президиума АН СССР начали проектировать высотный дом-дворец на правом берегу Москва-реки. Это было явное подражание Сталину, оставившему потомкам высотное здание Московского университета и застроенный новыми большими зданиями институтов АН СССР юго-запад Москвы.