Читаем Опасная профессия полностью

Конечно же, после новомировской публикации (1968 г., № 12) сразу разразился скандал. Не знаю, кто звонил Зародову и Зимянину, но звонки, по их словам, раздавались часто, нам же сообщали только о самом факте этих атак. Но оба, надо сказать, были подготовлены к схватке и вели себя достойно. Оба не отрицали своей прямой причастности к публикации Лисичкина и солидарности с ней. Им говорили: почему же это Лисичкин, ваш обозреватель, выступил не в «Сельской жизни», а в беспартийном журнале сомнительного толка? Этим товарищам отвечали, что газете «Сельская жизнь» публикация была предложена, но из редакции получен издевательский ответ (и зачитывали). А почему в «Правде» не напечатали? Не считаем это удобным — отвечать в «вышестоящей» газете. Тогда, говорили товарищи, почему же вы не прислали текст к нам, в Центральный комитет, мы бы разобрались и приняли меры. В Центральный комитет, отвечали наши руководители- правдисты, статья тоже была послана, но за три месяца редакция не дождалась ответа. Так все атаки были отбиты. Но это была победа из тех, которых победителям не прощают. В этом мы довольно скоро смогли убедиться.

Как я налаживал отношения с ЦК КПСС

Однажды меня пригласил Зародов и сообщил, что его вызывают в сельхозотдел ЦК, чтобы объясниться по каким-то правдинским статьям.

— Я не поеду, — сказал он, — а ты поезжай. Ты все только ссоришься с сельхозотделом, а давай вот налаживай отношения. Надо учиться, в конце концов, работать в контакте с отделами Центрального комитета. Поезжай и завоевывай себе союзников.

Руководитель сектора экономики начал разговор со мной мягко, с вопроса: как, мол, вы расцениваете выступления в вашей газете Лисичкина, Кассирова, других авторов? Я сказал, что хорошо расцениваю, и это естественно, поскольку сам готовил их к печати. По-моему, говорю, это выступления в духе мартовского и сентябрьского пленумов ЦК КПСС, съезда партии.

— А есть и другое мнение, — сказал он. Встал, достал из кармана ключ, прикрепленный цепочкой к поясу, чтобы не дай Бог не потерять, открыл здоровенный железный сейф, извлек оттуда довольно толстую папку с машинописным текстом и положил передо мной. Не помню, какой там был заголовок, но с первых строк речь шла о статьях в газете «Правда».

В глаза мне сразу бросился характерный для партдоносов стиль этой записки, такой же, примерно, как в «Сельской жизни», сплошь политические обвинения и ярлыки. То называли фамилии, то говорили о «некоторых экономистах», но подразумевались все те же люди. По мере того, как читал, эта бумага все больше раздражала меня, и я начал по ходу чтения комментировать ее, примерно, так: «Ну, вот это нелепость, ничего такого мы не писали», «а это уже совсем глупо». Потом заметил, что автор-то, конечно, Ленина никогда не читал и разделал под орех его раскавыченную цитату будто бы с «марксистско-ленинских позиций». Я читал дальше, листая страницу за страницей, там было их примерно тридцать и, распаляясь все больше, ехидничал, конечно, на их же партийном языке:

— Ну ладно, не добрались до Ленина, до Маркса, но уж решения-то партии могли бы прочитать. Вот нас критикуют за то, что мы выступаем за «всемерное развитие товарных отношений» — так это издевательски ставят эти слова в кавычки. А ведь они — прямо из документов мартовского пленума ЦК!

Издевался я над автором как мог, а когда перелистнул последнюю страницу, увидел подпись… человека, который сидел передо мной.

Разве могло мне прийти в голову, что он даст мне читать свою записку со словами «есть другое мнение»? Я думал, что это сочинил кто-то из той же «Сельской жизни» или из ее авторов. А во время чтения и комментирования он сидел молча и как-то тупо на меня глядя ничего не выражающими, холодными рыбьими глазами. По-моему, нормальный человек должен был бы где-то уже при чтении первых страниц тем или иным способом дать понять, кто автор, предостеречь, чего, мол, лезешь в бутылку, хоть как-то отреагировать. А он сидел тихо, сдержанный, невозмутимый, может быть, только чуть-чуть наливалось краской его лицо, но тоже не очень заметно, не настолько, чтобы я насторожился…

Прочитав подпись, мне ничего не оставалось делать, кроме того, что я и сделал: сложил аккуратно странички, встал, протянул ему руку, сказал: «до свидания». Он пожал мою руку и тоже сказал: «до свидания».

Уже на лестнице, по дороге к выходу меня начал сотрясать неодолимый смех…

Вернувшись в редакцию, сразу зашел к Зародову.

— Ну, как там — наладил отношения? — спросил Зародов, широко улыбаясь, добродушно, как бы немного подшучивая.

— Наладил, — говорю, — по-моему, теперь никаких уже придирок ко мне, во всяком случае, не будет.

Подробно отчитался о беседе, и когда дошел до конца, до подписи, хохотать начал Зародов.

— Значит, это его ты разнес за то, что ни Ленина, ни съезда не читал?..

Пирровы победы-2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное