Читаем Опасная тишина полностью

Прошло еще немного времени, и Мягков очнулся, поднял голову. Той порой два бойца подогнали телегу, застеленную сеном.

– Товарищ комендант, извините, раньше никак не получалось, – подал робкий, сыро осекающийся голос один из бойцов. – На дороге убитые девчата лежат, пришлось убирать… Простите. Поехали, товарищ комендант!

– Куда? – Мягков поднял голову, взгляд его был невидящим. Он прикусил зубами дергающуюся нижнюю губу. – Поздно, ребята… Все. Все-е… – рыдающим шепотом произнес он. – Она умерла.

Летние ночи – короткие, как птичья трель, не успеешь оглянуться, как наступает рассвет, – вот уже небо подернулось легкой желтоватой рябью, немного приподнялось над землей, затем в ряби возникли, родившись почти из ничего, из нескольких диковинных пятен, длинные оранжевые полосы, пролегли от одного края неба до другого. Сделалось светлее.

– Как умерла? – запоздало, испуганно спросил один из бойцов.

– Очень просто… – Мягков ощутил, как у него дрогнули, но тут же успокоились губы, он уже мог владеть собою. – Как умирают люди? Вот так умерла и она.

– Простите, товарищ комендант… Жалко очень. Ей бы еще жить да жить, – голос у бойца дрогнул. На войне этот парень не был, о смерти знает только понаслышке, а сколько смертей, сколько погибших видел Мягков, столько молодой человек этот, надо полагать, не увидит в ближайшие тридцать лет. И вообще мировая революция защитит людей, не даст им убивать друг друга…

Аккуратно, словно бы боясь причинить Даше боль, Мягков поднял ее с земли, осторожно уложил на телегу. Сено в телеге было постелено свежее, душистое, сверху прикрыто брезентом. Это устраивало коменданта – Даше будет мягко ехать.

В глотке у него забренькало что-то глухое, сдавленное, Мягков, сопротивляясь самому себе, покрутил головой, произнес что-то невнятное и умолк.

Небо стремительно светлело, звезды гасли одна за другой, только некоторые, самые упрямые, продолжали еще жить, дразнились своими колючими лучами, хотя уже изрядно поблекли, потеряли свой первозданный цвет, – скоро сдадут и они.

Поющих птиц сделалось больше, они пробуждались одна за другой и, вместо того, чтобы чистить свои перья, начинали петь. Только пение это вызывало у Мягкова горькую оторопь, от него стискивало затылок, сердце сжимало так, что в груди исчезало даже биение его, а перед глазами начинала мельтешить рябь.

Неожиданно неподалеку послышался уверенный, бархатистый, как у театрального певца голос, – по дороге шел высокий парень, наряженный в легкую парусиновую блузу с шелковым бантом на груди. Пышные каштановые волосы небрежно спадали по обе стороны головы, парень горделиво подхватывал их рукой и вскидывал наверх.

Сопровождали парня два упитанных щекастых активиста с папками, засунутыми под мышки. Парень останавливался у очередной убитой девушки и с громким вздохом поправлял волосы на голове:

– Мария Кравцова, лучшая наша певунья, умела голосисто исполнять не только комсомольские песни, но и старинные русские… Машенька, мы отомстим за тебя, а ты спи спокойно…

Что-то кощунственное, фальшивое было сокрыто в словах этого нарядного человека, Мягков сжал зубы, оттолкнулся от телеги и, пошатываясь, загребая носками сапог пыль, пошел на парня.

А тот продолжал вещать, барственный голос его был спокойным, равнодушным, вызывал противное острекающее ощущение.

– Дуся Никишина, Дусенька, – в голосе молодого начальника возникло что-то влажное, размазанное – несколько слов слиплись в одно, разобрать их было невозможно, но вот речь вновь обрела четкость: – Это самая серьезная девушка нашего города, хотела стать инженером, увлекалась науками. С твоей гибелью, Дусенька, организация наша обеднела, стала усеченной. Спи спокойно, Дуся.

Ничего подобного раньше Мягков не слышал, да и с такими вожаками, как этот парень, не встречался, хотя на фронте ему попадались разные люди. Но то были другие люди, из иного материала слепленные, по-иному скроенные Они даже выглядели по-другому, вот ведь как. А этот парень – редкостный индивидуум, штучный жук, изготовленный, наверное, только в одном экземпляре. Впрочем, таких людей больше одного и не надо иметь в мире человеческом.

Если появится еще один подобный человек, то земля, наверное, перевернется сразу. Вместе с людьми. Сбросит с себя ненужный груз… А потом ей понадобится несколько миллионов лет, чтобы в зеленых долинах, да на берегах рек вновь возникло население.

– Виктория Хабарова! – тем временем патетически воскликнул молодежный вожак, остановившись у следующей убитой девушки. – Виктория по-русски означает «Победа», – ни к селу ни к городу провозгласил он. – Одна из самых отчаянных городских заводил, выдумщица, писала очень хорошие стихи… Мы всегда будем помнить тебя, Хабарова, ты будешь вечно жить в наших сердцах.

Не выдержал Мягков, заскрипел зубами. То, что происходило, не укладывалось в голове – паноптикум какой-то, чертовщина, рождающая на теле, на коже холодную сыпь, комендант отказывался верить в то, что слышал. Зацепился сапогом за какую-то корягу, расщепленную пулеметной очередью, и чуть не полетел на землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза