Опасная тропа

«На глубоком дне хранит море бесценную жемчужину, и вряд ли эта его тайна доступна даже самому искусному пловцу до той поры, пока море само не захочет сделать свою тайну достоянием человека. А свойство человеческих секретов иное: если сам и не расскажешь, все равно люди разведают и разнесут молву по всему свету. Так не лучше ли открыть тайну души белой бумаге? Говорю так, потому что и у меня есть своя тайна. А хранил я ее до сих пор потому, что боялся расплескать ее нежность, ее волшебную музыку. Чем дольше хранится в створчатой раковине жемчужная капля, тем она прекраснее, слой за слоем покрывается переливчатым перламутром.

Почему я хранил эту тайну? Да потому, что посеребрило мне виски, а признаться, что я влюблен, как юноша, стыдно…

…Она приходила к своему отцу, который лежал со мной в одной палате, приходила каждое воскресенье. Я перенес тяжелую операцию, и врачи запретили мне вставать. Я был прикован к постели, как младенец, привязанный матерью-горянкой семью ремнями к колыбели. Отца ее, Абу-Муслима, гордого и доброго человека, врачи поставили на ноги. Я проникся уважением к этому человеку, и, поверьте, было за что.

— Я хочу жить, потому что война научила меня любить жизнь! — твердил он.

И действительно, от него будто исходила могучая сила, глаза его так светились, что невольно отступали мои тревоги, страхи, отчаяние. Дочь его обычно не заходила в палату, она стучала в окошко, и отец спешил к ней. Я не видел ее ни разу, потому что не мог приподняться и выглянуть в окно. Но я всегда слышал ее голос, и мне казалось, что она не говорит, а щебечет под окном. Не могу сказать, что в жизни у меня не было счастливых минут, были, и в эти минуты казалось, что все вокруг меня радуется: и земля, и небо, и деревья, и люди. Но сейчас мне очень грустно, я лежу на скалах своей боли и жду счастливых минут, когда снова придет она, когда ласково заговорит с отцом…

— Папа, дядя все время стонет, ему очень больно?

— Очень, доченька.

— Он старый?

— Нет, болезнь души старит его.

— А что это за болезнь?

— Тебе рано знать это.

— Разве я маленькая?

— Нет, но…

— Тогда скажи, папа.

— Ну, как тебе объяснить? Не повезло ему…

— В чем? Ну, скажи, папа, в любви, что ли?

— Чтоб я не слышал от тебя этих слов!

— Из-за этого он и состарился? — удивленно спросила она, пропустив мимо ушей замечание отца.

— Да.

— А если повезет в любви, он молодым станет, да?

— Может быть.

— Папа, ты же умеешь утешить, подбодрить! Скажи ему добрые слова, помоги.

— Говорил, доченька. Не помогает…