Я открыла рот, чтобы закричать на него, спросить, почему он меня преследует, почему так меня напугал, но единственное, что вырвалось, это долгий, низкий стон.
— Бьянка, — снова сказал он, на этот раз почти нежно, хриплым от долгого молчания голосом.
Он расслабил хватку на моих запястьях и прижал их к моей голове.
— З-зачем? — прошептала я, и на глаза навернулись слезы. — Ты напугал меня.
Он издал горловой звук, отчасти разочарованный, отчасти сочувствующий.
— Я звал тебя по имени последние пять минут. Очевидно, ты была слишком напугана, чтобы услышать.
Возможно, так оно и было, но это не объясняло, почему он вообще меня преследовал.
— Я искал тебя, идиотку, — прорычал Тирнан, снова сжав пальцы вокруг моих запястий и придавив меня узкими бедрами и широкой грудью к холодному, влажному песку. — Потом ты начала убегать, и я, блядь, не хотел снова тебя потерять. Эзра, Уолкотт и Хенрик тоже тебя ищут.
— Но Брэндо? — машинально запротестовала я.
— Шеф-повар Пэтси задержалась, чтобы присмотреть за ним.
Долгий вздох сорвался с моих, слегка побелевших на холодном воздухе губ и окутал нависшее надо мной лицо Тирнана.
— Ты напугал меня, — тихо повторила я.
— Хорошо, — хмыкнул он, не отстраняясь от меня, а вместо этого еще плотнее прижавшись бедрами к моему паху. — Тебя нужно хорошенько напугать.
— Я могу бегать сама по себе, не нуждаясь в твоем разрешении, — возразила я, хотя было достаточно доказательств обратного.
— Ты упрямая, глупая девчонка. Ты
Я вдруг заметила, как мне в лоно уперлась толстая, очевидная эрекция Тирнана. Погоня за мной пробудила в нем хищника. По напряжению в его теле я поняла, что он едва сохраняет самообладание. Он хотел наброситься на меня на общественном пляже, как животное, требующее свою пару.
Несмотря на холод, мои кости начали плавиться, тело стало податливым на фоне его напряженного тела, жаждущего контраста. Жаждущего
Тирнан правильно понял изменение моей позы, и низкий рык прорвался из его груди прямо в мою.
— Тебе нравится, когда за тобой охотятся, малышка? — хмыкнул он. — Тебе нравится знать, что ты пробуждаешь во мне животное? Что я становлюсь твердым, как сталь, представляя, как разрываю в этих узких шортах дыру, достаточно большую, чтобы мой член вошел прямо в твою мокрую киску? Мне даже не пришлось бы тебя подготавливать. Ты, наверное, уже вся мокрая для меня.
Боже, он был прав.
Это должно было меня смутить, но я была выше этого. Может, я не могла владеть своими чувствами к Тирнану, но могла владеть реакцией своего тела на него. На его жестокость. Оно
Я неосознанно выгнулась, вызвав у него злобную усмешку. Тирнан взял оба запястья в одну из своих огромных рук, а другой скользнул вниз по моему телу и, ущипнув за твердый сосок, спустился к моей киске, которую собственнически обхватил.
— Ты хочешь, чтобы я проник в эту девственную киску? — холодно спросил он, с наслаждением впиваясь в мой клитор тыльной стороной ладони. — Ты хочешь, чтобы я забрал последнюю часть тебя, которая мне еще не принадлежит?
Единственное, что еще оставалось в моем полном и единоличном распоряжении, это мое тело и свободная воля. Так почему же я так хотела, чтобы он ими овладел?
Ответа у меня не было.
Все, что у меня было, это биение сердца, отдающееся во влагалище, пульсирующем для него. Моя киска отчаянно сжималась вокруг пустоты, уже жаждущая быть заполненной, уже набухшая. Я хотела, чтобы он впился зубами в мою кожу, членом в мои складки, руками в мои конечности и разорвал меня на части от удовольствия.
— Трахни меня, — сказала ему я, пока у меня не сдали нервы. — Трахни меня, ты, чудовище.
Лунный свет, как лезвие, пронзил ночь и ударил Тирнану в глаза, заставив их засветиться неестественным зеленым светом. Секунду спустя мы снова погрузились во тьму, и Тирнан наклонился, чтобы прошептать мне на ухо.
— Помни, малышка, ты сама напросилась, — предупредил он.
А потом его губы поймали мои, удерживая их на месте и проникая внутрь горячим движением своего шелковистого языка. Я застонала и отдалась буре страстного желания, которую он поднял под моей кожей.
Тирнан целовал меня так, словно хотел убить. Как будто он владел моим дыханием и требовал его вернуть. Не было никакой романтики в том, как он забирал мой воздух и заявлял права на мое тело, словно это было его право. Ни любви, ни нежности. Только животная потребность и движущая сила, желание покорить меня, которое воспламеняло нас обоих.