Опасное наследство

Однажды я был на балете. Труппа из Лондона приехала с гастролями в городок Динхилл, рядом с которым располагался наш пансион. Помню, как мне понравилось, что танцоры выражали свои чувства движением. И сейчас, продвигаясь вдоль стены, я подумал: вот бы поставить сольный танец, движениями выражающий умирание. Но чтобы это было эстетично, танцевать должен красивый танцор, изящный, как птица. Может, «умирающий ворон»? Звучит неплохо! «Великий хореограф Джон Гленгалл открыл нам новые грани танца и покинул скорбящий мир».

Развлекая себя этими размышлениями, я кое-как сполз по лестнице на первый этаж.

– Погоди! – взмолился я, но Молли уже дошла до двери.

Она так просто уходила и этим немного разбила мне сердце – ну, если бы мне еще можно было что-то разбить. Мне сразу расхотелось бороться. Я покосился на распахнутые двери столовой. Ирландцы мирно дремали у гаснущего камина, не замечая нашей призрачной дискуссии, и я мимо них доковылял до входной двери.

– Куда ты идешь? – прохрипел я. – Мы же его разоблачили, все как ты хотела!

– Я иду возвращать хозяйке рубины и прочее, – едва шевеля синеватыми губами, проговорила она. – А потом лягу там в саду и помру.

Она медленно обернулась ко мне, и у меня заныло под ложечкой, я прямо почувствовал эту фантомную боль, которой на самом деле чувствовать не мог. Она всегда была такой живой, такой веселой, это меня бесило, но и нравилось тоже, – я это понял только сейчас, когда живость исчезла без следа.

– Да послушай же! Где-то тут этот ваш трилистник Мерлина, и мы найдем его, и… – начал я, но Молли вдруг протянула руку и коснулась своими мертвыми пальцами моего рта, мешая говорить.

– Перестаньте. Признайте уже правду: мы мертвы, и ничего с этим не сделать. Скажите это наконец. Может, вам полегчает.

– Ни за что. Я так просто не сдамся, – прохрипел я из-под ее пальцев.

Она взглянула на меня с жалостью и убрала руку.

– Прощайте, сэр. – Она скривила губы в слабом подобии улыбки. – Покойтесь с миром.

Эти слова хлестнули меня, как пощечина. А она уже распахнула дверь и вышла под мокрый снег, крупными хлопьями летящий из темноты.

Глава 10 Легенды и сказки

Снаружи совсем стемнело; вечер был еще ранний, а на вид – будто глухая зимняя ночь. Я без сил остался стоять в холле. Потом заглянул в гостиную, где спали гости. Меня душили отчаяние и ярость, я уже сам не понимал на кого: на отца, на себя, на Молли, но выместить ее я мог только на ирландцах. Разлеглись в моей столовой, как у себя дома! Это мой особняк, единственное, что мне осталось, но они уже и его заняли! Я умру, а они тут поселятся, и некому будет их выставить. Таким, как они, только палец протяни – всю руку откусят. Ну, побыл я щедрым и великодушным, и что это мне принесло? Ничего! Безграмотные бедняки живы-здоровы, лежат себе дружной компанией, а я… Я…

– А ну убирайтесь! – застонал я, обхватив голову руками. – Проваливайте!

Первой проснулась девочка. Она увидела мою скособоченную фигуру в темноте и заорала так, что переполошила остальных. Те вскочили, тоже увидели меня и взвыли от страха. Похоже, я и правда выглядел как призрак. Как уродливый, жуткий призрак.

– Пошли вон! – промычал я. – Оставьте меня в покое!

Голоса у меня уже совсем не было, я сипел и посвистывал, как ветер в каминной трубе. Кажется, времени у меня оставалось совсем немного.

Никогда еще я не видел, чтобы кто-то скрывался с такой поразительной скоростью. Их всех наверняка взяли бы в команду по бегу с препятствиями, даже старика и детей. Трех секунд не прошло, а они уже подхватили свои сумки с музыкальными инструментами и пулей вылетели на улицу.

«Интересно, куда они пойдут в темноте?» – вяло подумал я и тут же отмахнулся от этих мыслей. Они же ирландцы, им к лишениям не привыкать – разберутся как-нибудь.

Я проплелся ближе к камину и без сил опустился на медвежью шкуру. Успел сказать себе: «Не садись, болван, ты же больше встать не сможешь», но сам себя не послушал.

Камин догорал, стало почти темно, но даже сквозь темноту я видел портрет отца, прислоненный к ближайшей стене. Нарисованные глаза сверлили меня взглядом, и я злорадно подумал: «Пора придумать новую сказку, раз уж ты так любил народное творчество, папа».

Не было никакого трилистника, а просто жил-был человек, который поубивал кучу ирландцев на войне и ограбил их землю. И было у него два сына, которых он терпеть не мог. Один одержим идеей оживлять мертвых, второй – бесполезный бездельник. Дом их был проклят, в нем вечно кто-то умирал, и младший сын тоже однажды лег у камина и умер окончательно, а старшего арестовали за кражу трупов и упекли в лечебницу для душевнобольных до конца жизни. Конец.

«Граф Джон Гленгалл, 1820–1837. Был никем, умер ни за что». Внизу – барельеф с черепом и костями.