Опасное наследство

Я был уверен, что найду камень вставленным или вшитым в портрет или гобелен, – не зря же в доме находились те же предметы, которые перечисляются в песне! Но никаких потайных карманов на обоих произведениях искусства я не обнаружил. Я сердито рыкнул. Да что ж такое! Вернулся в столовую и уставился на портрет, пытаясь отыскать тайные знаки в самом изображении, но единственное, что я заметил, – это то, что рука отца, лежащая на эфесе церемониальной сабли, выглядела странно: все пальцы сжимали эфес, а указательный был вытянут вперед. Сначала я подумал, что просто художник был так себе, а потом решил: вдруг это и есть знак? Вдруг отец куда-то указывает? Я дотащился до противоположной стены и без большой надежды постарался найти точку, куда указывал палец, когда портрет висел над камином. Ничего не нашел: стена и стена. Я даже простучал ее ладонью – безрезультатно.

Ладно, отчаиваться рано. Я задумался изо всех сил. В остальных куплетах перечислялись предметы, которых я у нас дома не помнил, так что оставалось только как следует вдуматься в первый. Что там еще было?.. Россыпь золотых монет, прялка, камни, что горят огнем. Куда ж ты все это дел, папа? Я почувствовал себя отчаявшейся женушкой Файонна, которая больше ничего не может выяснить у мужа.

Хотелось надеяться, что прялка ни при чем, потому что я даже не знал, как она должна выглядеть. Россыпь золотых монет и драгоценные камни – тоже так себе указания, вряд ли они всегда лежат на одном и том же месте.

Кстати, о местах… Портрет ведь раньше висел в кабинете, там же, где и гобелен. Значит, там и надо искать! Монеты годами на одном месте не лежат, а вот предметы интерьера в нашем доме навечно остаются на тех точках, которые однажды заняли. Уверен, отец был бы возмущен, узнав, что наследники перевесили его портрет: зачем? Я снова отправился в кабинет, продвигаясь вдоль стен, чтобы было за что держаться.

Итак, раньше портрет висел над столом. Тогда палец, получается, указывал на… Я старательно провел по воздуху линию через всю комнату. Вел ее, пока не уперся в гобелен со львом.

О, вот это уже больше похоже на правду! Я перепроверил еще раз, и мой палец уперся в неприметный правый край гобелена – не в льва, сжимающего человека зубами, а в лес на заднем плане, откуда выглядывали звери (очевидно, чтобы поддержать предводителя в его человеконенавистнических намерениях). Судя по всему, гобелен изображал аллегорическую победу дикой природы над произволом человека, нечто обратное тому, что символизировал утыканный стрелами олень.

На той точке, куда упирался мой палец, обнаружился заяц с вытаращенными сумасшедшими глазами. Я прощупал его со всех сторон, но камень нигде не прятался. Указующими перстами заяц тоже не располагал. Единственной выдающейся деталью у зайца были глаза, так что я в порыве отчаяния решил проследить за их безумным взглядом и выяснить, куда он направлен. Направлен он был в левый угол окна.

Я подошел к нему и ощупал раму, начиная терять надежду. Для верности я потрогал еще и левый край подоконника – и охнул. Под нажатием моих слабых, невесомых пальцев заглушка на углу подоконника сразу отвалилась и с деревянным стуком брякнулась на ковер. Под заглушкой, на месте соединения передней и боковой досок подоконника, была щель, совершенно неинтересная на вид. Любой человек просто поставил бы заглушку на место и забыл об этом, но я знал, что всякое свободное место отец готов был превратить в тайничок, поэтому запустил внутрь палец. Он коснулся чего-то, но материал я со своим приглушенным осязанием определить не мог и просто попытался достать предмет наружу: даже моему костлявому пальцу там было тесно.

Вытащил я смятый ком бумаги и разочарованно выдохнул. Ложный след. Бумагу, конечно, затолкали в щель, чтобы там не выл ветер. Я уныло бросил ее на стол. При ударе о столешницу из бумажного кома выкатилось что-то мелкое и приземлилось на пол.

Я прищурился, пытаясь разобрать предмет в узорах ковра. Нагнулся, стараясь не упасть, и поднял зеленый камешек в виде сердца.

Как только моя рука коснулась его, он засиял мягким золотым светом, и от неожиданности я чуть не выронил его снова. Он выглядел точно как камни леди Бланш и Гарольда, но те и не думали сиять, когда я их касался.

Так вот какой он, камень жизни. Теплый на ощупь, он подсвечивал мои пальцы, и в этот момент я поверил в сказку окончательно, со всей страстью, на которую способно было мое хилое, едва трепыхающееся сердце. Я без сил прислонился бедром к столу. Кабинет в мягком свете камня выглядел по-новому – как пещера с сокровищами. Так же, наверное, чувствовала себя жена Файонна, когда он вернулся с того света, чтобы рассказать ей, где ценности. Я смог, я нашел тайник, оставленный отцом. Блестяще исполнил то, что в детстве получалось так плохо.

Потом мой взгляд упал на мятый лист бумаги, по-прежнему лежавший на столе. Теперь, в свете камня, я различил, что это не просто бумага, лист был мелко исписан с обеих сторон, и чернила на вид довольно свежие – значит, лист лежал в подоконнике вовсе не с незапамятных времен.