– Я больше не буду, – пробормотала я хмуро, меньше всего желая оказаться прикованной, как дикое животное, к стенам моей передвижной тюрьмы.
Мы ехали окольными тропами, объезжая селения и людные дороги. Как-то раз между деревьями я увидела блестящую гладь реки. Я уже начала строить планы, как выкраду у него ключ, когда он уснет, но ночь наступила, а Нильс не остановился, а зажег фонарь и повез меня дальше.
Я уснула, но мой сон вскоре прервался: телега остановилась. Нильс снял с шеста фонарь и обошел телегу.
– Мы на месте? – сонно спросила я.
– Приехали, – пробубнил он, – слезай. Перекинув ноги через борт, я спрыгнула. Нильс повел меня куда-то в сторону от дороги. Я услышала тихий плеск волн о деревянный причал и вскоре увидела световую дорожку от его фонаря на воде. Мы подошли к краю пустынной пристани. Казалось, здесь нет никаких следов пребывания людей – один только деревянный причал посреди пустоты.
– Мы рановато, – сказал Нильс. – Садись на доски и отдыхай. Хорошо еще, что они сухие. В это время года река обычно поднимается выше. Тем выше, чем дальше на север.
– Что мы ждем? – спросила я.
– Судно.
Больше я ничего от него не добилась, но по крайней мере узнала, что дальше мне предстоит плыть по воде. Итак, спасение невозможно – плавать в кандалах, наверное, не удавалось никому.
После довольно продолжительного ожидания я увидела тускло светящееся пятно, медленно поднимавшееся вверх по течению, и услышала надрывный, низкий гудок.
– Что это?
– Пароход.
Не слишком часто мне доводилось видеть этих железных монстров, только-только появившихся на Миссисипи. Я знала, что они ненадежны и несовершенны и нередко взрывались вместе с пассажирами.
– Я видел, как у ребят отлетали головы, когда на таком вот судне полетел котел, – видимо, затем, чтобы приободрить меня, заметил Нильс. – Ужасно. Но зато они могут идти против течения, не то что весельные суда.
Он помахал фонарем, ему просигналили в ответ. Когда пароход подошел ближе, я разглядела силуэты мужчин на палубе, достигавшей около тридцати футов в длину и пятнадцати в ширину. Треть палубы занимала печь, изрыгающая огонь и дым. Рядом штабелем были сложены дрова, вдоль всей палубы стояли бочки и мешки с товарами: кофе, сахаром, рисом, виски, ячменем – тем, что можно выгодно продать выше по реке. Судно бросило якорь прямо перед нами, футах в тридцати от причала. Двое мужчин спустили шлюпку.
– Привет, Нильс, – сказал один. Мой тюремщик снял шляпу.
– Привет, Джек.
– Что ты мне приготовил на этот раз?
Нильс кивнул в мою сторону:
– Рабыню, дочь мулатки и белого. Мой друг пожелал от нее избавиться. Он хочет, чтобы ее увезли подальше, так, чтобы ей не вернуться.
– Я не рабыня, – сердито воскликнула я, и цепи зазвенели, будто опровергая мои слова. – Неправда, я жертва заговора. Они меня ненавидели. Вы слышите, что я говорю? Я не рабыня, я француженка…
Старьевщик грубо схватил меня за плечо.
– Заткнись, – пробурчал он, – не вмешивайся, когда мужчины говорят о деле.
– На этот раз ты привез кое-кого поживее, – засмеялся Джек. – Сколько ты за нее просишь?
– Две сотни, – спокойно заявил Нильс.
– Я дам тебе сотню, – сказал Джек, сплюнув. – Даже при этом свете видно, что она малость худосочна. Сотню и виски, сколько захочешь.
– Две сотни, – отрезал Ник. – И все, что я смогу выпить за раз.
– Эй, больше тебе за нее все равно не дадут.
– На Севере ты получишь за нее гораздо больше – за меньшее я ее не продам. Пойдем, моя хорошая, попытаем счастья в другом месте.
– Я не пойду с тобой, – возмутилась я. – Пусти!
– Сто пятьдесят, Ник, – и ни цента больше, – со смехом продолжал торговлю Джек.
– Идет, – согласился старьевщик. – Она твоя.
Деньги перешли из рук в руки.
– Так прощай, девчонка. Буду надеяться, что ты не подорвешься на этой посудине. Я бы ни за что не поехал на ней.
Джек и Нильс бросили меня в шлюпку. Я пиналась и изворачивалась, но, когда я чуть было не перевернула лодку, Джек ударил меня по голове, и я сразу обмякла. Наручники с меня сняли, но кандалы оставили.
– У тебя есть ключи от этих штук? – спросил Джек у Старьевщика, когда шлюпка готова была отчалить.
– Нет, я не ношу с собой ключей. Тебе придется расковать их.
Джек выругался.
– Тогда лучше оставим. Не хватало еще возиться с ковкой ради этого куска дряни. Ну ладно, Нильс, пока. В следующий раз увидимся на обратном пути.
Старьевщик помахал на прощание фонарем и побрел к своей повозке, а Джек направил шлюпку к гудящему пароходу. У борта он просто перебросил меня через поручни; сильные руки на палубе подхватили меня и бросили на грубые доски. Джек подбавил жару, и, когда давление в котле достигло нужной величины, большой гребной винт завращался, перелопачивая речную воду. Мы медленно поплыли вверх по Миссисипи.
– Когда пар станет по-настоящему хорошим, мы пойдем со скоростью пять миль в час против течения, – заорал Джек, перекрикивая грохот. – Пошли, я покажу, где ты будешь спать.