– Есть кто-нибудь, кто хотел бы такое с ней сделать?
– Только те же грабители, которые приходили в прошлый раз.
– Полиция в Лондоне умеет искать по горячим следам. Они возьмут их.
– Но ей это не поможет, не так ли? Она не может там оставаться. Я должна как-то перевезти ее в Лаффертон.
– У вас есть для нее комната?
– Придется найти комнату.
– Она захочет переехать?
– Чтобы жить со мной? Нет. Моя мать независимая женщина. И ее довольно сильно смущает, что ее дочь – священнослужитель.
– О. Моего отца крайне смущает, что его сын – полицейский.
– Что вообще может смущать…
– Все Серрэйлеры врачи. Вы не заметили?
– А Фитцрои – евреи. Моя мать – детский психиатр. Атеистка-интеллектуалка из Хэмпстеда.
– И вы будете с ней сражаться?
– Да. Все равно другого решения нет.
Саймон говорил по мобильному Джейн с лондонской полицией, так что знал, что ее состояние гораздо серьезней, чем она предполагала. Ей в рот запихали туалетную бумагу, привязали проводом к ножке дивана и потом избили.
Но сейчас он просто спокойно сказал:
– Вам придется делать все очень постепенно.
– Из-за этого мне будет еще сложнее переехать.
– Значит, Лаффертон был одной большой ошибкой?
– Я не знаю, Саймон. Просто бывают такие дни, когда кажется… что ничего не работает. Мне не нравится мой домик; но не потому ли, что на меня там напали? Мне приходится нелегко с моими коллегами в соборе; но не потому ли, что я гораздо младше их, к тому же единственная женщина? В Бевхэмской центральной у меня тоже не все гладко, потому что не очень-то многим людям вообще нужен священник, а те, кому нужен – обычно мусульмане или католики, так что я оказываюсь не при делах. Мне нравится то время, что я провожу в хосписе, но и там есть проблема… Это как раз то, что мы с Кэт сегодня обсуждали.
– Значит, вы просто сбежите.
Она ничего не сказала.
– Прошу прощения. Я не знаю, как я мог такое сказать.
– Может быть, вы и правы. Я стала себя жалеть. Люди, которые себя жалеют, очень часто сбегают. В последние несколько недель меня порядочно тряхнуло. Но мне очень помогла ваша сестра.
– Кэт такая.
– Вы близки?
– Обычно да.
У него зазвонил телефон.
– Натан?
– Я в Бевхэмской центральной, босс. Только что говорил с братом девушки. Он приехал на опознание. Подозреваемого не появилось – отец ребенка грек, курортный роман. Никогда не был в стране. Другого парня не было, насколько он знает. Нестандартное дело типа открыть и закрыть. Сейчас изучают ДНК из следов крови. Никто ничего не видел и не слышал – да там вообще редко кто бывает днем. Вы уже в Лондоне?
– Еще где-то полчаса. – Трубку повесили, и Саймон вздохнул.
– Тревожно.
– ДНК – замечательная вещь.
– Наверное.
– Они возьмут образцы и из дома вашей матери, не беспокойтесь. В наше время можно сделать просто кучу всего!
– Как вы справляетесь? У вас должна быть какая-то стратегия, у всех она есть.
– Я отключаюсь.
– Как?
Он задумался.
– Извините. Я не хотела лезть не в свое дело. Но это интересно. Мы с Кэт тоже говорили об этом – занятно. У нее есть семья.
– У вас есть Бог.
– А у вас нет?
– Не уверен. Я рисую.
– Рисуете?
Саймон съехал с шоссе на двухполосную дорогу, ведущую в Лондон. Пошел дождь. Поток света от приглушенных фар лился на них со стороны машин, ехавших в противоположную сторону.
– Карандашом, – сказал он. – Я выбирал между этим и полицией. Может, до сих пор выбираю.
– Значит, у вас талант?
Он пожал плечами.
– У меня это всегда было плавание.
– Так вода или Бог?
– Это не взаимоисключающие вещи.
– В Бевхэме хороший бассейн.
– Я прекратила. В спорте есть такой момент, когда ты либо отдаешься этому – чтобы оказаться на вершине, либо уходишь. Я не добралась бы до вершины. А даже если бы добралась, одного плавания всегда было недостаточно.
– Почему нет?
– Мне не хватало духа соперничества. А он должен быть. Причем агрессивного соперничества. У меня его нет.
– Лаффертон должен вам подойти. Тут не особо-то «добиваются», это не место для «достижений». Мне кажется, как и англиканская церковь.
– О, вы бы удивились. Но я приехала в Лаффертон не за спокойной жизнью.
– Но вы приехали, чтобы оказаться подальше от Лондона.
– Не совсем так. Я приехала, чтобы оказаться подальше от своей матери. – Она спрятала лицо в ладони. – О господи.
– Все в порядке, – тихо сказал Саймон.
Меньше чем через час они уже стояли у главного входа в больницу и разговаривали с Инспектором столичной полиции Алексом Голдманом. Он выглядел моложе Натана Коутса.
– Она в очень плохом состоянии. Врачи не питают особых надежд.
– Это не первый раз.
– Может быть, это не связано. В этот раз ничего не взяли, ничего не тронули. Криминалисты все тщательно проверяют. Мы их достанем. Вы родственник?
– Нет.
Инспектор окинул его быстрым взглядом.
– Ясно.
– Нет, не родственник.
– В какой-то момент нам нужно будет поговорить с преподобной наедине.
У Саймона зазвонил телефон.
– Натан.
– Ничего нового, сэр. Еду домой. Займусь этим завтра первым делом. Начну тогда с самого начала. У вас все в порядке?
Саймон задумался. Ему захотелось рассказать Натану, где он сейчас находится и почему, и это желание удивило его.