Опасности городской жизни в СССР в период позднего сталинизма. Здоровье, гигиена и условия жизни 1943-1953

Внимательный взгляд на данные табл. 5.13 и прилагаемых к ней диаграмм показывает, насколько значительным стал этот разрыв. В 1954 году младенец, родившийся в Московской области, то есть совсем рядом с Москвой, умирал в первый год жизни на 57 % чаще, чем московский новорожденный. В городах Ярославской, Свердловской, Челябинской, Кемеровской областей и Татарии дети первого года жизни умирали с вероятностью на 75-90 % выше, чем в Москве. Для детей, родившихся в Куйбышевской, Горьковской, Ивановской и Молотовской областях, вероятность смерти в первый год была выше в два раза, в Башкирии – в 2,5 раза. Только после 1954 года это неравенство в шансах на выживание стало постепенно сокращаться, и, как только этот процесс начался, он происходил очень быстро.

Заключение: Советский Союз и «кривая Престона»

В 1920-1930-х годах уровень детской смертности в Советском Союзе соответствовал уровню детской смертности в промышленно развитых странах Западной Европы на 40-80 лет ранее. Германское вторжение привело к разрушению уже устаревшей городской санитарной и жилищной системы, что вкупе с массовым голодом привело к еще большему росту детской смертности. Однако в противовес ожиданиям после 1942 года уровень детской смертности снижается, причем не просто до довоенного уровня, а значительно больше. Более того, эта тенденция оказалась устойчивой. Послевоенный голод 1947 года привел к новому всплеску детской смертности, но после того, как голод отступил, показатели детской смертности вернулись на уровень 1945-1946 годов. Этот процесс шел крайне неравномерно, не всем регионам удалось быстро оправиться: Урал вернулся к показателям до 1947 года только в начале 1950-х годов. Процесс восстановления и улучшения интенсивнее всего шел в Москве, где уровень детской смертности быстро стал значительно ниже, чем в тыловых промышленных регионах.

Несмотря на эту неравномерность, такое снижение уровня детской смертности выглядит странно. Мы знаем, что улучшение ситуации с детской смертностью в викторианской и эдвардианской Британии, а также в Германии эпохи Вильгельмов не происходило в силу какого-то одного фактора. Скорее, речь шла о сочетании нескольких факторов – улучшение санитарных и жилищных условий, снижение рождаемости, удешевление еды. Ни один из этих факторов не работал в послевоенном СССР. Сохранялась перенаселенность городов, рождаемость быстро росла, улучшения санитарных условий происходили мучительно медленно (а в некоторых местах вообще не происходили), существовал хронический дефицит мыла и принадлежностей для мытья, население страдало от постоянного и продолжительного недоедания. При всех этих сложностях нам следует помнить, что Советский Союз не был викторианской Британией или Германией начала века. Развитие санитарной инфраструктуры, как и уровень детской смертности, отставали от Западной Европы на 40-80 лет. И это не преувеличение, а точная картина того, как после войны выглядела большая часть российских городов, оставшихся в тылу. В то же время Советский Союз смог воспользоваться или позаимствовать некоторые медицинские достижения Запада. Здесь умели прививать детей, лечить дифтерию и тифозную лихорадку. Здесь начали применять, пусть и в примитивных формах, западные стандарты эпидемиологического контроля и иммунизации для снижения масштабов заражения и доли смертельных случаев от кори среди младенцев и малолетних детей. Использование примитивной, но эффективной вакцины помогло снизить смертность от тифа во время войны. Уже в 1930-е годы начали прививать детей от туберкулеза. После войны стали ограниченно использовать антибиотики, в том числе сульфаниламиды для лечения дизентерии и пенициллин для лечения пневмонии. Все эти методики применялись среди населения, обитавшего в ужасных жилищных и санитарных условиях, постоянно подвергавшегося угрозе заболевания[550].