Опасные клятвы

— Я прослежу, чтобы ворота были открыты для тебя, — жестко говорит Николай. И кладет трубку.

Я мчусь на скорости к его усадьбе. Правила дорожного движения меня не волнуют, нет смысла с ними возиться. Я владею солидной долей копов в этом городе, а теми, что не владею, сейчас не хотят со мной возиться, потому что принадлежат Николаю. В лучшие дни я хорошо вожу машину, в молодости у меня было обычное хобби, когда я брал спортивные автомобили на трек, чтобы покрутиться.

Я должен был убить его. Я должен был всадить в него пулю, прежде чем покинуть кабинет. Я хотел избавить Марику от этого зрелища, но еще больше я хотел получить возможность медленно наказать его. Я снова позволил своей ярости, своему желанию отомстить взять верх над более разумным выбором. Я позволил своему гневу взять верх над разумом, и я расплачиваюсь за это снова и снова.

Марика тоже поплатится, если я не доберусь до нее быстро. А этого я не вынесу.

Я мчусь к поместью, едва притормаживая, чтобы убедиться, что ворота открыты, прежде чем свернуть во двор, рассыпая гравий. Машина едва успевает остановиться, как я выключаю зажигание и выпрыгиваю из нее, взбегая по лестнице к парадной двери.

Стучать я не стал. Николай, похоже, сообщил своей охране, что я буду здесь, потому что никто не пытается меня остановить, по крайней мере, когда я прохожу через особняк к его кабинету и врываюсь в эту дверь.

Николай, как и ожидалось, сидит за своим столом. Чего я не ожидал, так это увидеть там его жену — высокую, красивую, светловолосую, в леггинсах и лимонно-желтом топе, обтягивающем ее живот.

При виде этого мне становится больно, когда я думаю о Марике, беременной нашим ребенком, начинающей выглядеть мягкой и круглой. Это было то, на что я надеялся, о чем мечтал, а теперь, даже если это все еще возможно, что кажется маловероятным, все будет не так, как я себе представлял. Не будет любви, не будет близкой семьи, не будет смеха и радости, наполняющих поместье в Ирландии. Это будет та семья, которую я ожидал увидеть, — Марика холодная, я отстраненный, а наши дети окажутся между нами двумя.

Эта мысль ранит сильнее, чем я мог предположить.

Лилиана поворачивается, ее лицо напрягается и еще больше ожесточается, когда она видит меня. Я жду, что она уйдет, но она остается на месте, с напряженным позвоночником, наблюдая, как я сажусь перед столом Николая.

— Ты знаешь, где она? — Резко спрашивает Николай, и я хмурюсь.

— Пока нет. Адрик уехал. Я предполагаю, что он забрал ее, Финн проверяет это…

— И ты здесь? — Его рот сжался. — Ты уверен, что это был Адрик? Ты не приставил к нему охрану?

— Да, — резко отвечаю я, сжимая челюсть. — И после того, через что я его заставил пройти, я не думал, что он способен уничтожить тех людей и сбежать, или добраться до Марики. Но я ошибался. И я здесь, потому что предполагаю, что ты хочешь помочь мне вернуть ее. Если только… — Я сузил глаза. — Если только моя первая мысль не была верной, и это ты все-таки забрал ее. Она здесь? Поэтому ты так быстро сомневаешься, знаю ли я, о чем говорю?

— Я сомневаюсь, потому что ты высокомерный мешок с…

— Хватит! Вы оба! — Высокий, звонкий голос Лилианы разносится по комнате с большей силой, чем я ожидал, настолько, что мы с Николаем на мгновение останавливаемся и смотрим на нее, больше от шока, чем от чего-либо еще. Она сужает свои голубые глаза и смотрит на нас обоих. — Тео, моей невестки здесь нет. И судя по тому, что я знаю о ее отношениях с Адриком, он, скорее всего, не очень хорошо воспринял ваш брак. Если ситуация ухудшилась настолько, насколько мне рассказал мой муж, я верю тебе, когда ты говоришь, что уверен, что это он похитил ее.

Она делает глубокий, медленный вдох, ее взгляд по-прежнему ледяной и на мужа, и на меня.

— Так что вам обоим нужно перестать ссориться, вести себя как мужчины и вернуть Марику.

Николай плотно сжимает губы, глядя на жену.

— Ты знала об Адрике? — Спрашивает он наконец. — И не сказала мне?

Лилиана смотрит на него ровным взглядом, ничуть не дрогнув в ответ.

— Марика была добра ко мне еще до тебя, — спокойно говорит она. — Я была обязана ей такой же добротой. Так что да, я хранила ее тайну.

Между ними что-то происходит, когда они смотрят друг на друга, такой невысказанный разговор, который может быть только между мужем и женой, между двумя людьми, которые знают друг друга так близко. Я вижу намек на то, что написано на лице Николая, намек на знание о прошлых грехах, о грехах, которые он искупает. От этого у меня заново щемит в груди и потому, что я надеялся на такую близость с Марикой, и потому, что теперь я уверен, что в будущем на это нет никакой надежды, никакой надежды на исправление своих ошибок с ней.

— Твоя жена права, — говорю я как можно спокойнее, глядя на Николая. — Я плохо справлялся с этим, мы оба, по-разному. Единственное, что я могу сделать, чтобы искупить свою вину, это сделать все возможное, чтобы защитить ее сейчас…