— Здорово — тянул лопатообразную ладонь Серега Кувшинов, инспектор-кинолог с областного питомника служебных собак.
— Здорово, а ты че здесь?
— Да у вас в Нахаловке ребятенок потерялся, нас вызывали.
— Нашли?
— Нашли. Он на берег поперся, забрел в кусты, устал, решил отдохнуть, ну и уснул. Если бы мы на час позже его нашли, наверное, уже бы не проснулся.
— Ну, а так, нормально?
— Да, нормально. «Скорая» когда забирала, сказали, что не страшно, обморозится не успел.
— Ну, был рад тебя видеть, пойду к начальству…
— Подожди, дело к тебе есть.
— Есть дело-говори.
— Тебе щенок не нужен?
— Какой щенок? Ты смеешься что ли, какой мне щенок. Меня из общаги выгоняют, я один живу, то дежурство, то усиление, не до щенка в общем.
— Да ты пойми, ему все равно, терять уже нечего, его через пят дней выбракуют.
— То есть ты дефективного собакина мне подсовываешь?
— Щенок не дефективный, у него мать с ума сошла.
История, рассказанная взволнованным Серегой была, очень грустная и жестокая. После падения Восточной Германии, российское МВД в рамках закрытия старых долгов бывших социалистических стран и международного полицейского сотрудничества между демократическими государствами Европы, получило из питомников объединенной ФРГ некоторое количество породистых сук породы немецкая овчарка. Собаки были по европейски утонченны, интересных окрасов, от полностью черной до темно-золотистой, перспективы улучшения крови российских восточно-европейских овчарок радовали отечественных кинологов, но только до определенного момента.
Через некоторое время, у элитных немецких барышень стали проявляться некоторые «изюминки». Одна боялась выстрелов, что для милицейской собаки было недопустимо, но до разведения ее решили допустить. Вторая постоянно пребывала в полнейшей меланхолии, что тоже было странно. Так или иначе, «немки» встали на путь материнства. И вот, двадцать дней назад, одна из них, темно-коричневая красавица Ника, благополучно разрешившаяся пятью здоровыми щенками. Отыграв три недели роль образцовой матери, Ника внезапна впала в депрессию и скушала весь помет, оставив лишь один маленький щенячий хвостик. Когда заплаканные девочки из группы разведения убирали опустевший вольер, они услышали чей-то жалобный писк.
В дальней кладовке, среди щеток и веников, под пыльной тряпкой плакал последний сынок Ники, каким-то образом избежавший печального конца. На тот момент весь помет по документам был уже списан, руководство питомника получило ехидные комментарии от областных начальников, и сообщать о чудесном спасении несчастного щенка означало вновь расписаться в своей торопливости, невнимательности, некомпетентности и далее по списку. Так как руководство питомника, как и все сотрудники, собак любило, то дало команду выкармливать не значащегося в списках собачьего поголовья кобелька до минимально необходимого возраста — одного месяца, а затем отдать в хорошие руки. Но, как назло, именно в этот момент, пристроить бедолагу никуда не получалось. Николай вспомнил пустую квартиру, ехидную улыбочку коменданта и решился:
— Серега, сколько дней вы еще можете его держать?
— Дней десять, не больше.
— Давай, я через восемь дней тебе позвоню. Если решу все свои вопросы, то заберу пса, если нет — не обессудь. Договорились?
— Договорились, братан, буду ждать звонка!
Николай распрощался с приятелем и пошел в кабинет зама по оперативной работе:
— Товарищ майор, а как быстро мы «наружку» сможем организовать?
Глава девятнадцатая
Пауки в банке
Я стояла перед зеркалом в нижнем белье, внимательно разглядывая себя. Вроде бы ничего не видно. Очень удачно кружева и оборочки маскируют тонкие булавки, вдетые в белоснежную ткань лифчика.
Сзади послышалось металлическое бряканье.
— Да дорогой, сейчас я буду готова!
В комнату, недовольно фыркая и звеня, зажатым в зубах, поводком, ввалился Арес. Он уже полчаса тонко намекал мне, что если завела питомца, то выгуливать его надо регулярно, не менее двух часов в день.
— Да, солнышко, я знаю, сейчас мы с тобой погуляем.
Мой единственный защитник недоверчиво фыркнул и потопал к входной двери, где с протяжным вздохом, завалился на коврик, всем видам выражая, что он уже потерял всю веру в человеческую порядочность.
Ну, а что мне делать? Расставшись с Николаем, я поняла, что опять стала абсолютно беззащитна. Пришлось вновь штудировать прабабушкину тетрадь, и искать любые рецепты, хоть как то способные помочь мне в нештатной ситуации, и сейчас острые булавочки, с обмазанным жалом, семена, порошочки — все спрятано в карманчиках, швах и складках одежды.